Лоцман. Сокровище государя - Андрей Посняков

– Господин майор, а правду говорят, будто из городской казны нам денег на мушкеты выдадут?

– Ага, выдадут. Держи карман шире!

Хмыкнув, Бутурлин нарочито громко расхохотался и пояснил четко и так же громко – чтоб услышали все:

– Его величество наш добрый король Карл Густав, как вам, вероятно, известно, занял у рижских ратманов немалые деньги… Сказал, непременно отдаст при случае. Но до сих пор так и не вернул!

– Так что у короля денег нет? – недоуменно переглянулись парни. – Быть такого не может!

– Очень даже может, – для пущей убедительности «господин майор» сплюнул прямо на плац и тут же растер плевок сапогом. – Иначе, думаете, с чего наш добрый король все время воюет? И с Данией, и с Бранденбургом, и с Польшей… и с русскими вот. Просто хочет поправить свои финансовые дела.

Слушая, пивовар Ингвар Брамс широко открыл рот:

– Да-а… вот оно как оказывается!

– К чести короля, надо сказать – не он всю шведскую казну растратил, – все так же уверенно продолжил Бутурлин. – Еще до него королева Кристина.

– Дак понятно, – опираясь на свою пику, портняжка Йозеф махнул рукой. – Баба – она баба и есть. Балы, банты, платья… Никакого понимания о государственных делах.

– Вот именно!

– Бабы – они такие. Им бы только тратить.

– Да уж…

Между тем дело шло к обеду, и герр майор, лично расставив караулы на отведенном ему участке городской стены, выходившей на Западную Двину – Даугаву, тут же отправился в порт – заглянул на портовый склад, тот самый, куда уже поступила партия новеньких мушкетов. Их сгрузили с того же «Черного тюльпана», трехмачтовой пинасы из Любека.

Сказав часовому пароль, Бутурлин распахнул дверь вместительного амбара и тщательно пересчитал ружья, а парочку даже вытащил на свет, осмотрел… И испытал немалое удивление, увидев кремневые замки! Да и калибром новые мушкеты, если присмотреться, не особо-то вышли. Нет, побольше аркебузы, конечно, но и…

Ага… вот еще какая-то медная бирочка на прикладе… написано что-то… Нет, не по-немецки… По-русски, черт побери! Выбито четким таким полууставом – «Московский оружейный двор»!

Однако! Никита Петрович только головой покачал, прикидывая, каким таким затейливым путем родные русские пищали могли оказаться в Любеке, а затем вот здесь – в Риге!

Да каким угодно путем, мало ли. Кто-то из владельцев мануфактуры продал крупную партию немцам, или – бери выше! – приказные, посольского приказу думный дьяк или боярин какой… Всяко быть может… хотя по бирке-то можно отследить, провести сыск, дознание… Это если руки дойдут, да пищальница сия у кого-то из русских в трофеях окажется. Прочтут про «Московский оружейный двор»… да, верно, и забудут. Копать – кому надо-то? Оно на свою шею еще наскребешь, ведь ясно – не простые люди сотню стволов налево пустили, ой не простые. С такими связываться – себе дороже, ага.

Заглянув на обратном пути на «Черный тюльпан», Никита Петрович сговорился с ушлым шкипером насчет четырех бочонков рейнского. Сговаривались долго, хоть и любил лоцман торговаться, а ведь пришлось, слишком уж непомерную цену заломил торговец. Чего захотел – тридцать талеров за бочонок, называемый на Руси «полубеременной бочкой» (около шестидесяти литров). Так вот, «полубеременная» бочка рейнского стоила на тихвинской пристани двадцать ефимков – талеров, что Бутурлин, конечно же, прекрасно знал. В конце концов, на двадцати и сошлись, ударив по рукам и выпив по стаканчику все того же рейнвейна. Вино, кстати, оказалось добрым, на вкус вовсе не кислым, а вполне даже приятным…

* * *

– Обыскать! – мельком глянув на пленника, приказал рыжий стрелецкий сотник, одетый в красивый зеленый кафтан, обшитый затейливой желтою бахромой. На поясе его висела польская сабля в простых, без всяких украшений, ножнах. Такие сабли, с рукоятью в виде орлиной головы и позолоченным перекрестьем (назывались они «карабелы») обычно очень любили крылатые польские гусары и жители Литвы. Так что либо сотник был литвин, либо сабля – трофейная.

Казаки дружно принялись обыскивать задержанного, облапали, стянули рубаху…

– Господи-святы! Да это ж девка!

– Где девка? Кто? А-а-а!

Глаза сотника потемнели и налились кровью:

– Ишь ты, корвища, в мужском платье ходишь! Отчегось? Видать, хоронишься от кого-то? Соглядатай, ага! А ну-ка, робята, тащи ее во-он к тем дубкам… Там и погутарим спокойненько. Никто-о не помешает.

У берега, на излучине реки, виднелось множество стругов, видно, приткнувшихся на ужин и близившийся ночлег. На берегу горели костры, где-то уже пахло ушицею, кто-то купался, кто-то стирал, повсюду слышался молодецкий смех, какие-то шутки-прибаутки… а вот где-то вдалеке затянули вдруг протяжную казацкую песню.

Сотник, к которому и доставил пленницу разъезд, как видно, был облечен немаленькой властью. Ни с кем не советуясь, никому не доложив, самолично принял решение:

– Пытать ведьму!

Интересно, с чего он взял, что пленница – ведьма? Только потому, что та в платье мужском?

Сдернув остатки одежки, девицу привязали к старой осине, кто-то из казаков раскрутил кнут… Марта тут же закричала:

– Не надо! Не бейте, эй… Сначала б лучше спросили…

– И впрямь спросим, – хозяйственно хлопнув девчонку по ягодицам, сотник кивнул и подмигнул казачине. – А ну, Игнат, покажи, на что ты способен. А то она, верно, думает, мы тут шутки решили пошутковать.

– Х-хэк! – крякнув, казак взмахнул кнутом… Словно яростный клинок кнутовище впилось в кору совсем рядом с белым плечиком пленницы. Впилось глубоко, едва вытащили…

– Ну? – довольно промолвил рыжий. – Смекаешь, что к чему?

– Я знаю, что хороший палач может одним ударом рассечь кожу до мяса. Может так же переломать кости или убить. Если захочет.

Волнуясь, Марта говорила с акцентом… и этот акцент тут же заметили.

– Ишь ты! А по-нашему-то едва-едва лепечет. Ты откудова, чудо?

– Говорю же – из Риги! – Девушка дернулась, пытаясь повернуть голову так, чтобы окинуть главного гневным пылающим взором. Не получилось, увы. И голову слишком уж не повернуть, и гневного взгляда не вышло… какой уж там гневный, скорей уж растерянный… хотя и без особого испуга, да. Мало ли приходилось Марте бывать в переделках? Да боже упаси.

– Вы должны немедля доставить меня к думному дьяку Орд-дын-Настчекину… – сложную фамилию Афанасия Лаврентьевича девчонка выговорила с большим трудом… что вызвало самый бешеный хохот!

– От нерусь чертова! Смотри-ко, дьяк ей понадобился. Не знает, как и зовут. Ой, Евграф Егорыч, дай-ка, я ей все ж таки врежу! Уж вдругорядь заречется врать-то.

Евграф Егорыч… значит, так зовут рыжего сотника…

Ну, наконец-то получилось! Извернулась, ожгла взглядом…