Трехручный меч - Юрий Никитин

— Она не девственница.

А простодушный волк счел своим долгом пояснить простодыромуварвару, то есть мне:

— Единороги позволяют к себе притрагиваться толькодевственницам.

Я спросил подозрительно:

— А как же я?

Волк замялся, посмотрел в сторону, мне почудился в егожелтых глазах стыд за мою явную непорочность, я вспыхнул, хотел начинатьспорить, доказывать, но ворон закаркал громко:

— Нам можно, нам можно!.. На мужчине все та же шапка,как говорит народ.

Я поймал женщину за руку и вздернул к себе на луку седла.Волк подпрыгивал, стараясь разглядеть, как это я ее усаживаю. Когда есть поводпоизгаляться, куда и солидность пропадает. Конь пошел шагом, потом рысью. Яспросил:

— Где твоя деревня? Вон те домики?

— У нас село, — возразила она обидчиво, потом,всмотревшись в мое лицо, добавила нерешительно: — Но ты ведь… Ракорд?

Я подумал, сдвинул плечами.

— Да вроде бы нет. Вообще-то я Гакорд. Она просияла:

— Ну да, конечно же, Гакорд!.. Это я сама спутала!Гакорд, конечно же, Гакорд!.. Младший сын Нибедунгов, из Малых Овражков!.. Тебяискали какие-то в капюшонах, когда ты исчез в позапрошлом году, и совсемнедавно приходили снова.

Я насторожился, хотя речь не обо мне, но что-то встревожило,я переспросил:

— Кто приходил?

Рогач пошел галопом, тоже любит быструю скачку, копытазагрохотали, как частая барабанная дробь. Девушка прижалась ко мне, ветеррастрепал ее волосы и стегал по моему лицу, но весьма приятно, приятно. Онаподняла голову от моей груди, всматриваясь в нависающее над нею лицо.

— Да те же самые, в капюшонах!.. Сказали, что ты сноваобъявился. Посулили всем в селе награду, чтобы сразу донесли о твоемвозвращении. Представляешь, десять золотых монет только за то, чтобы сообщили!

— Представляю, — ответил я медленно, — асколько за саму голову?

Она оторопела, над головой прошелестели крылья, голос с небакаркнул:

— Нисколько. Знают, что и всем селом тебя не схватить!

Девица отстранилась, я уловил в ней колебание, словно бы иузнает меня и не узнает, мол, слишком изменился за полтора года. Деревьяпроносятся мимо со скоростью телеграфных столбов на Окружной, конь идет ровнымгалопом, даже не галопом, а черт знает чем, дробный стук копыт слился в ровныйшелест шин по бархатному после ремонта покрытию. Ветер свистит в ушах истарается выдрать волосы. Моя спасенная наверняка пожалела, что не села заспиной, конечно же, широкой и надежной, я ведь герой с трехручным мечом, нечерт-те что и пряжка сбоку… хотя и здесь приспособилась, так сумела вжаться вменя, что это я ее, как жемчужину створками раковины, укрываю от ветра, отсолнца, вообще от наглых взглядов волка и ворона.

Холм уплыл, как занавес в оперном театре, среди синевы изелени проступили оранжевые грибки соломенных крыш. Домов не меньше двухдесятков, крупная деревня, почти село, живут вольготно, судя по тому, что гусиогромной стаей перебираются от одного озерка в другое, побольше, а заагромадным стадом топает один-единственный мальчишка-пастух

Волк начал притормаживать, сказал с неудовольствием:

— Мой лорд… мы с этой пернатой лучше подождем васво-о-он на той стороне села. Мы — романтики, разве ночь под крышей сравнится сночью под звездным шатром у костра?.. И мясом можно назвать только то мясо,которое недавно бегало, а сейчас на вертеле над углями!

Я отмахнулся:

— Да вы вообще сыроеды, малаховцы! Здоровье бережете,как не стыдно? Хорошо, я не задержусь надолго.

Оба разом взяли в сторону, волк даже ноги забрасывал набокпри беге, а ворон заложил вираж, обходя по дуге дома, сараи, конюшни, где могзатаиться мальчишка с луком, а то и взрослый, решивший проверить умениестрелять по движущейся цели. Конь перешел на рысь, дома впереди выстроились пообе стороны дороги, я спросил у пригревшейся спасенной:

— Ну, и где твой дом?

Она вздрогнула, подняла набрякшие веки, лицо уже сонное,одуревшее, вяло ткнула пальцем в линию горизонта:

— Вон там… За Малыми Овражками будут Серые Мхи, а черездва оврага — Болотище. Я из Болотища.

— Ого, — сказал я. — Что-то тебя далековатовезли. Что, не сумели на месте утопить?

Она содрогнулась:

— У нас речка мелкая.

— Тогда понятно, — рассудил я. — Ты вообще-тодля крупных дядей.

У первых же домов я пустил коня шагом, чтобы не стоптатьдетей, из двора третьего дома выскочил крупный парень скандинавского типа,золотоволосый и голубоглазый. Я не успел опомниться, он подбежал, ухватил застремя. Лицо его было таким счастливым, что я не нашелся ни с готовой шуточкой,ни с приколом, ни вообще, только смотрел на него сверху вниз, а он прокричалсчастливо:

— Братишка, ты вернулся!.. Как здорово!.. Скорееслезай, я сам поставлю твоего коня. Да слезай же скорее, дай тебя обнять…

Я слез, чувствуя себя самым подлым обманщиком. Пареньналетел, обнял, прижался, а когда отодвинул на вытянутые руки, я увидел в егочистых честных глазах слезы. Сердце мое дрогнуло. Хотя знаю, что в Средние векамужчины плакали часто и по любому поводу, а в серьезных случаях с рыданиямирвали на себе «белокурые кудри», но все равно сердце защемило нежностью к этомуздоровенному парню.

— Пойдем домой, — сказал он торопливо. — Аэто кто с тобой?.. Я ее где-то видел…

Девушка сказала живо:

— Меня зовут Мелея, я из Болотища. Я тебя тоже видела впрошлом году на ярмарке. Ты — Хески, да? Твой брат спас меня от морскогочудища!..

Парень, которого она назвала Хески, отмахнулся:

— Да-да, он всегда ввяжется в какую-нибудь драку. Сновав селе прибавится сломанных рук, выбитых зубов, сорванных дверей и разбитыхлбов… Ты сама сумеешь добраться домой? Вот и славно. Беги, обрадуй родителей.Хотя тебе могут и не обрадоваться… Брат, что за дивный конь у тебя?

— Единорог, — ответил я.

— Да это вижу, — ответил он восторженно, — нокак… ты же не…

— У нас другие критерии, — сообщил я недавноузнанную новость. — По каким-то нормам я еще девственник.

— Здорово! Как ты окреп, еще больше поздоровел… Пойдемв дом!

Я повернулся и помахал спасенной, объясняя, что никаких правна нее не предъявляю, не Персей какой-нибудь, свободна, а Хески, всхлипнув,пошел со мной рядом, продолжая обнимать одной рукой за плечи. Я не отстранялся,хотя и бросал вороватые взгляды по сторонам: в моем мире такие мужские объятияоцениваются однозначно, как говорят депутаты, хотя еще моему отцу не пришло быв голову оценивать их по нынешним стандартам.