Угадай кто - Крис Макджордж

И еще одна лопата земли полетела в бездну.

Пять недель спустя…

Прошло пять недель с тех пор, как он пригласил Эбби в кафе. И они стали встречаться почти каждый вечер. Шеппард не сомневался, что Уинтер в курсе, но по большому счету плевал на его мнение. Эбби стоила того, девушкой она оказалась интересной, совсем непохожей на дочку зануды-психоаналитика. Он знакомил ее с лучшими клубами Лондона, и спутницей она оказалась прекрасной. Пила чуть ли не наравне с ним, даже опробовала кое-какие «колеса». В общем, потрясающая девчонка, она рвалась вперед, закусив удила со всей энергией юности, так, что даже ему порой было ее не догнать. Ей словно все время хотелось бунтовать… против чего? Может быть, против строгого, сурового, старого, ретроградного папашки. Впрочем, это всего лишь предположение.

Дрожащей рукой он обнял ее, притянул к себе для поцелуя. Она ответила ему тем же, одновременно роясь в сумочке в поисках ключей.

Долго ли они там стояли? Мгновение или целую вечность.

– Никак не найду, – сказала она слегка заплетающимся языком.

Она не могла справиться с сумочкой, как, впрочем, и с ним тоже. Словно в подтверждение этого, сумка выскользнула из рук, шмякнулась на пол, и все содержимое рассыпалось по мягкой циновке.

Оба покатились со смеху. Пока до него не дошло, что давно уже ночь на дворе и шуметь нельзя. Едва сдерживая смех, он прижал палец к ее губам.

Она наклонилась и подняла с пола чудесным образом обнаружившиеся ключи. С торжествующим видом показала ему, улыбаясь той самой улыбкой, при виде которой забывались все горести мира, все душевные горести. Он видел перед собой только ее. И хотелось, чтобы так было всегда.

Она вырвалась, попыталась нащупать ключом замок. Долго искала отверстие, царапала дверь, оставляя на металле следы, и наконец у нее получилось.

Но не успела она повернуть ключ, как дверь отворилась сама собой. Вот это да… Перед ним возник этот старик, папашка, в халате, руки сложены на груди, глаза мечут молнии, лицо как туча, рот скривился, будто кислого вина хлебнул. Уинтер посмотрел на дочь, потом перевел взгляд на него.

– Эбби, – сказал он. – Отправляйся к себе.

Она надула губки:

– Но…

– Я сказал – отправляйся к себе.

Эбби бросила долгий взгляд на Шеппарда, потянулась было к нему, чтобы обнять.

– Не прикасайся к нему. Шагай наверх, я сказал.

Не говоря больше ни слова, Эбби проскользнула мимо отца и скрылась в доме. Шеппард слышал, как она поднимается, перешагивая через ступеньку, по лестнице. Потом хлопнула дверь.

Он смотрел на Уинтера и думал: интересно, давно старик не спит? Должно быть, нарочно поджидал, чтобы устроить спектакль. И еще интересно: стоит ли эта игра свеч?

– Саймон, – начал он после долгого молчания.

– Не называй меня Саймоном, сынок. Тебе хоть пришло в голову, что я пережил нынче вечером, ожидая, когда моя девочка вернется домой? Вы ушли сразу после нашего сеанса, так? Это было днем! И где же вы, черт возьми, шлялись целых четырнадцать часов?

Четырнадцать… Значит, сейчас уже… Погоди, выходит, днем был сеанс… Да нет же, он пропустил его. Вместо этого решил…

– Да мало ли где! Она сама захотела – и пошла со мной.

– Ей всего лишь девятнадцать лет. Рановато еще – я же знаю, что у тебя в голове.

– Насколько я знаю, девятнадцать лет – для этого нормальный возраст, – ответил он и тут же вспомнил, как совсем недавно и сам себе обещал не забывать, что она слишком молода.

Уинтер молчал. Вместо ответа он сунул руку в карман халата и достал два маленьких предмета. Поднес на ладони к свету:

– Знаешь, что это такое?

С трудом пытаясь сосредоточиться, Шеппард смотрел на его ладонь. Похоже на капсулу и на бутылочку для таблеток. Это все, что пришло ему в голову.

– Откуда?

– Это вот кетамин. Я нашел его в комнате Эбби, сынок.

– Конский транквилизатор? – спросил он, гордясь собой: мол, какой начитанный.

– Нет, – ответил Уинтер, – это всеобщее заблуждение. Кетамин можно, конечно, использовать как успокоительное для животных, но главным образом им пользуются люди.

Шеппард ни с того ни с сего рассмеялся, но смех его сразу перешел в икоту. Уинтер даже в состоянии крайнего гнева оставался врачом.

– А самое главное, этот препарат принимает Эбби.

– Лично я кетамин не глотаю, – небрежно проговорил Шеппард.

– Да… но ты глотаешь все остальное и пьешь все, что с градусами. И с этой дрянью ты познакомил мою дочь, ты открыл перед ней широкое поле для удовольствий. Если я возьму и обвиню тебя, с тебя же как с гуся вода. С твоим-то образом жизни. Но это не для моей девочки, сынок. Я бы вообще никому не пожелал такого, а уж тем более ей.

Шеппард хмыкнул.

– Я понял, – пробормотал он.

– Вот и хорошо.

– Да нет, я не об этом, – сказал он, держась за косяк, чтобы меньше качало. – Я все понял. Вы вот сидите там у себя в кресле с утра до вечера и разыгрываете из себя повелителя человеческих судеб. Ну что ж. Настала моя очередь. Вы любите свою дочь. Так сильно любите, что вам хочется со всех сторон обложить ее ватой, держать взаперти, подальше от всяких плохишей, преступников и диснеевских злодеев. Ведь она – это все, что у вас осталось. Жена, толстая развалина, отправилась в больницу, и только маленькая Эбби вернулась к вам.

В глубине души Шеппард понимал: еще немного – и он пересечет запретную черту.

Уинтер негромко, хрипло крякнул, но все так же молчал, и довольно долго. В глазах его стояли слезы. Порыв ветра заставил Шеппарда покачнуться, и он попытался снова схватиться за дверной косяк. Уинтер резко отбил его руку.

– Мне кажется, я не смогу с тобой больше работать, Морган.

– Что-о?

Заявление застало его врасплох. Это был удар ниже пояса. Чего же он ожидал? В его жизни Уинтер был единственной твердой константой, а он взял и так надругался над его чувствами. Как мог такое сказать, неужели он думал, что Уинтер проглотит обиду молча? Старик ни в чем перед ним не провинился.

Так думал он на следующее утро, среди пустых бутылок вокруг кровати, складывая в общую картину разрозненные кусочки воспоминаний. Но как ни крути, в те минуты он считал Уинтера себялюбивым, глупым старикашкой.

– Да бросьте… Вы это серьезно? – Шеппард почти кричал. – Из-за Эбби, что ли? Вы хоть понимаете, как это глупо? Вы собираетесь прекратить наши встречи только потому, что сходите с ума по дочери? Вы же должны помогать мне.

– Нет, сынок, помогать себе ты должен сам. Но ты этого не хочешь. Ты отказываешься перемениться. Ты самый упрямый мальчишка из всех, кого я встречал в жизни.