Очарованный дембель. Сила басурманская - Сергей Панарин

Болтовня Колобка утешала слабо, дембель несколько часов предавался упадническим настроениям, благо погодка способствовала. Пасмурное небо с низко висящим маревом, густой, пахнущий застоялой водой туман… Дорога, на которую выбрался тяжеловоз, терялась в молочном паре уже через десяток метров. Тишина стояла непередаваемая – ни тебе птиц, ни людей.

Лишь к полудню подул слабый ветер и туман чуть-чуть поредел. Еще через час вдалеке замаячила столица княжества.

Во время оно, в дни Шайтан-орды, всяк кочевник, лезший на Мозгву, своим долгом почитал сжечь Отрезань. Она потому и Отрезань, что задумывалась как форпост, отрезающий басурмана от великого княжества Мозговского. Но разумность затеи, по древнему рассейскому обычаю, проиграла глупости воплощения. Собираемые на постройку каменной крепости средства успешно разворовывались, и вместо неприступных стен отрезанцы возводили деревянный городище. Зато мостили центральные улицы булыжником и устраивали фонтаны не хуже бахчисарайских, да вот на второстепенных улицах безраздельно царила грязь с большими лужами. В дождливые сезоны Отрезань становилась подлинной рассейской Венецией.

Стыдно признавать, только первая стройка длилась около века, многократно прерывалась массовыми запоями зодчих да рабочих, недостачами из за хищений дерева, смертями ответственных лиц. Общее разгильдяйство достигало небывалого уровня, и криво сложенные башни рассыпались на бревна, поставленные на болотистом грунте строения давали осадку по самую крышу, в стенах обнаруживались щели ширины «проходи, гостем будешь».

Первая волна ордынцев почти не задержалась, спалив Отрезань до последней ложки, которая, естественно, тоже была деревянной. Стены и дома восстановили. Новую утварь выстругали. И так после каждого набега. Благо княжество всегда славилось отличными лесами.

Каждый здешний мужик носил за поясом топор, отчего остальные рассеяне звали отрезанцев косопузыми. Местные любили предаваться безделию пьянственному и ничегонеделанью праздному. Отношение к собственному городу сделало отрезанцев вечными временщиками. Зачем каждодневно трудиться, если завтра придет мангало-тартарин и спалит созданное? Мы уж лучше потом один раз поработаем, чем постоянно вкалывать.

Но сражались примерно, хотя и обречены были на неравный бой. Над вратами Отрезани по сей день висел щит с девизом: «Я-де Русь, потому что дерусь!»

Подъехавший к городу Егор оценил надпись по достоинству.

– Куды едешь? – спросил чахлый охранничек, поставленный к воротам, видимо, для проформы.

– Туда. – Ефрейтор Емеля махнул на юг, который был за Отрезанью.

– Проезжай. – Щуплый дядечка с копьем удовлетворился, даже не взглянув на Колобка.

Дембель попал за стену и обалдел от обилия того, что в наше время называется социальной рекламой, а чуть раньше именовалось пропагандой да наглядной агитацией. Большие щиты, висящие на домах и торчащие возле дорог, призывали, остерегали, сообщали, возмущались и совершали прочие сильные поступки:

«Люби свой город, и стар, и молод!»

«Не лузгай семечек прилюдно, не плюйся кожурой верблюдно!»

«Мангало-тартарин не пройдет!»

«Посольству Отрезани требуются грибы с глазами, а то на слово никто не верит».

«Пастух, береги огороды соседския. За козла – ответишь!»

«Хороший степняк – мертвый степняк».

«Задумки князя – победа Эрэфии!»

Был также указатель «В Мозгву! В Мозгву! Работать!», но еще больше впечатляла горящая синим пламенем надпись: «Прячьте лучины да кресала от отроков неразумных!»

Отрезанцы, а особенно дородные отрезанки, фланировали по улицам четко посредине, будто не было встречных прохожих. Когда же две такие барышни сходились, то дорогу уступала менее наглая, либо сторонились обе. Далее случался обязательный обмен репликами:

– Расшеперилась, кошелка!

– Дома сиди, жирдяйка!

Здесь не было принято спешить, и Егор измучился, еле-еле топчась по изрытым колеями улицам. В центре, где все замостили булыжником, движение более-менее оживало, но и тут следовало аккуратно объезжать практически никогда не пересыхающие лужи.

В центре города, только все равно как-то наособицу, возвышался кремль, окруженный крутым валом и деревянной стеной. Видимо, здешний князь рассчитывал удержать свой терем, даже если падет весь град. Либо прятался от граждан, некоторые из которых имели внешность отъявленных висельников, так что немудрено.

Зато девки были одна красивее другой, а третья и вовсе Мисс Вселенная.

Ефрейтору понравилось, что Отрезань оказалась весьма зеленым городом, если так можно говорить осенью. Повсюду стояли сады, вдоль улиц росли деревья, правда почти облетевшие.

Посреди этого медленно утопающего в бескрайнем тумане хоровода тополей, домов и прохожих случилось происшествие, вернувшее Егора к нормальному течению времени.

Впереди, метрах в пятидесяти, катилась бричка. Возница-бородач подгонял пару чалых пегих лошадок, пассажиркой сидела какая-то дамочка, ефрейтор не смог ее разглядеть из-за расстояния и тумана.

Вдруг из подворотни выскочили уже знакомые Емельянову-младшему мешочники. Теперь они действовали без свиста и улюлюканья, и на тихой безлюдной улочке это было идеальной тактикой.

В мгновение ока рядом с ямщиком очутились двое с кинжалами, еще пара разбойников заскочила к женщине, третья двойка остановила кобылок.

Егор подзадорил тяжеловоза и бросился на выручку незнакомке.

– Что случилось? – Колобок не видел происшедшего, мешали голова и шея лошадки.

– Сейчас здесь будет основательная драка с обязательным нанесением телесных повреждений различной степени тяжести, – пообещал дембель, вытягивая саблю из ножен.

– Чего?!

– Месилово!

Коты в мешках заметили скачущего к ним богатыря. В Егора полетели ножи. Один он отразил клинком, второй задел его плечо, еще два просто пролетели мимо. Сидевшие с пленницей бандиты привстали и метнули еще по ножу. На этот раз ефрейтор не смог отбить атаку, но, к ужасу разбойников, оба снаряда попросту отскочили от богатырской груди.

Нападавших взяла оторопь.

– Ходу, братцы! – крикнул главарь.

Лиходеи нырнули в подворотни, один из них потащил за собой дамочку за руку.

– Брось! Не до нее!

Мешочник исполнил команду буквально – оттолкнул пленницу, еле скатившуюся с брички и топавшую каблучками по мостовой. Девушка, – а подъезжающий Егор уже видел, что это не бабушка, – упала на камни, пачкая белое платье в грязи.

– Держи воров! – верещал на всю Отрезань Хлеборобот.

Холщовые коты растворились в темном тумане боковых улочек. Остались Егор, Колобок, плачущая на дороге девушка и бородатый извозчик на облучке. Мужик держался за бок, пальцы были испачканы в крови.