Сны Ocimum Basilicum - Ширин Шафиева

– Ладно, в конце концов, у нас есть окно, – говорит она.

– Грязное окошко, а за ним – паскудный пейзаж. Как нам это поможет?

Рейхан спокойно подбирает с пола большой камень, вызванный ею из небытия секунду назад, и швыряет в окно. Рама и стёкла беззвучно сыплются вниз, свежий воздух осторожно заглядывает в комнату.

– Зачем ты это сделала?

– Что ты теперь видишь там?

– Ну, горы. Горы, покрытые лесом.

– Красиво же, правда?

– Не знаю…

Встав в проёме окна во весь рост, Рейхан протягивает ему руку.

– Пойдём со мной, – приказывает она.

– Куда? Ты с ума сошла?

У них слишком мало времени, чтобы тратить его на объяснения и уговоры, да и в своём сне Рейхан сильнее всех, поэтому она просто поднимает его одной рукой за шиворот, крепко обхватывает за тонкое запястье и прыгает из окна.

Они проваливаются в воздушную яму, а затем Рейхан берёт управление на себя, и они летят, легко и плавно, словно самолёт, вышедший из зоны турбулентности.

– Как ты это делаешь? Как ты это делаешь?!!

Рейхан только смеётся, и в её смехе явственно слышится превосходство.

– Где мы, по-твоему? – спрашивает она, с любопытством изучая рельефы, проносящиеся под ними. Это вопрос, скорее, просто для поддержания беседы, но он без раздумий отвечает:

– В Исмаиллы. А вот развалины крепости Джаваншира.

Сердце у Рейхан начинает ощутимо колотиться, она перестаёт думать о полёте, и они идут на посадку.

– Как тебя зовут? – кричит она. – Назови мне своё имя!

Он отчаянно пытается вспомнить, хмурится и размыкает свои красивые губы:

– Я же… – И тает в воздухе.

Рейхан стоит по пояс в куче листьев.

– Ты безмозглая курица, Рейхан, – говорит она. – Конечно, вспомнив своё имя, он должен был сразу проснуться.

С досады она обрушивает горы.

Рейхан

20 октября

«Глупо считать, будто дело именно в нём, – Рейхан, попивая воду с ломтиком лимона, вела сама с собой поучительную беседу. – Сны – слишком сложный предмет, к их анализу нельзя применять привычную в физическом мире логику. Взять хотя бы время. Дремлешь пятнадцать минут, а событий за эти минуты происходит часов на семь. А обострённые эмоции? Допустим, восторг. В жизни человек, ощущающий его, испытывает параллельно ещё огромное количество других чувств. Где-то всегда свербит, солнце падает в глаза, холодно или жарко, затекла конечность, хочется хрустнуть шеей, необходимо поесть, приспичило в туалет, думаешь о том, что надо вынести мусор, не забыть поздравить кузину с днём рождения, помыть машину, шнурки порвались… конечно, весь этот пошлый мусор не даёт прожить в полной мере главную эмоцию. Сны избавляют нас от всех этих унизительных бытовых и физиологических проблем. Остаётся концентрат подлинных чувств. Ну, встретила бы я моего принца-лягушонка в реальности, подумала бы – какой милый, и сразу же переключилась бы на кремы для Ханым. Конечно, в мире, где кроме нас с ним и людей-то живых нет, ему достанется больше внимания. И всё-таки я должна найти его. Просто чтобы проверить…»

Она проснулась до восхода – солнце ещё только робко приподнимало плотную завесу туч, пригнанных ветром, и было ясно, что отодвинуть её сил ему не хватит. Крепость Джаваншира, упомянутая во сне, звала Рейхан издалека, но в такой ранний час ехать было неоткуда. От неба пахло дождём. Рейхан крадучись шла по собственному двору, стыдясь саму себя. Она сдалась. Всё, что угодно – розовый кварц, спатифиллум (который женское счастье), всё, ею рекомендованное девушкам, думавшим, что не могут выйти замуж. А в первую очередь – розовый шербет. Опытные хозяйки говорят, что его лучше всего варить из лепестков, покрытых утренней росой, но откуда в это холодное время взяться росе? Главное – намерение, и оно, соединившись в алхимическом процессе с символической силой, которой наделили его целые поколения людей, преобразуется в… нечто.

Несколько розовых кустов, высаженных вдоль стены ещё бабушкой Рейхан, покорно отдали свои цветы. Обрывая бледные осенние лепестки и роняя их в маленький котелок, Рейхан думала: «Я просто варю шербет. – Она залила розы водой и поставила на слабый огонь. – В этом нет ничего глупого, он вкусен и придаёт сил». Она процедила начавший кипеть отвар в другую кастрюлю с сахаром, пробормотав «Чтобы любовь сладкая была, как этот шербет. А ещё он помогает от головной боли, у меня, правда, не бывает головных болей, но теперь точно не будет». Так, продолжая оправдываться перед самой собой, Рейхан довела дело до конца и поставила готовый шербет охлаждаться, а сама уселась с книгой в кресло перед окном и начала ждать Ясмин, хотя у неё почти не было сомнений: жена миллионера не появится.

Ясмин не пришла. Кто-то на месте Рейхан заподозрил бы месть за вчерашний отменённый сеанс, но Рейхан знала, что причина в другом. «Вот и Ясмин обрела любовь благодаря мне. А я даже во сне не могу себе позволить роман». Воображение её начало баловаться созданием разных комических – или трагических – сценариев, в которых она набрасывалась во сне на своего незнакомца, а потом, в реальности, встречала его по дороге в булочную – вот это был бы номер! Или вот ещё: во сне у них всё складывается, как надо, а на самом деле он женат. И помирает от старости. Или, вообще, он – пятидесятилетняя домохозяйка с оригинальным альтер-эго («Вот это будет совсем обидно, хотя я, наверное, не успею огорчиться, сразу же помру со смеху»).

В своей странно пахнущей мастерской, где углы украшали мумифицированные пауками насекомые, а под полом сновали мыши и другие художники, юный Расим тоже ждал Ясмин, и ждал он её гораздо нетерпеливее, чем Рейхан. У него даже кости в ногах заныли – давно забытое чувство из детства, когда у себя дома он считал минуты до прихода лучшего друга, а время замедляло ход, и тот всё не приходил. Только теперь было хуже – время остановилось, и даже кружившая по комнате муха зависла в воздухе, словно мини-дрон перед окном спальни, где раздевается соседка. Но вот в дверь постучали, время ожило, а мастерская превратилась в сказочный дворец, потому что вошла королева.

Утром Ясмин так торопилась к своему новому знакомому, что забыла нанести на лицо и тело все зелья Рейхан, чего с ней не случалось никогда. Сложный выбор заставил её проворочаться почти всю ночь на шёлковых простынях: она никак не могла вспомнить, затрагивалась ли в разговоре с Расимом тема её возраста, и если нет, то солгать ли ему или признаться, что она ему в матери годится. «Посмотрю, как у нас с ним пойдёт, на месте разберусь», – сказала себе Ясмин, устав от сомнений, и, отпустив шофёра восвояси, сама повела машину сквозь сводящие с ума городские пробки к тихому пристанищу молодого художника.