На самом дне - AllianceSpecter
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сомнений нет.
— Суматоха в трущобах.
— Этот взгляд.
— Признание не нужно.
— Но есть интерес.
— Что произошло в доме Торвандори?
— Измена?
— Предательство.
— Старший сын А захотел власти?
— Но зачем она ему?
— Он и так первый наследник. Все знали, что отец хочет отойти от дел.
— Последний заказ.
— И власть в доме Торвандори официально переходит в руки Адрион.
— Конкурентов нет.
— Второй наследник не имел никаких амбиций.
— Послушный.
— Даже пассивный.
— Он являлся тенью.
— Но в то же время прочной опорой для своего рода.
— Граниир без сомнений продолжил бы свою работу, но уже под началом любимого брата.
— И всё же бойня…
— Кровь льётся в самом сердце Эдема.
— Мы хотим услышать ответы, — дружно произнесли близнецы.
— Спросите об этом Адриона, — сдержанно предложил Лансемалион.
— Спрашивали.
— Не ответил.
— Обращались к Гильдии.
— Бездействует.
— Она не любит вмешиваться во внутренние конфликты.
— Сохранение стабильности их главная задача.
— Вмешательство же означает новый виток конфликта и эскалацию.
— Или быть может дело в чём-то другом?
— Ему дали разрешение?
— Неизвестно.
— И всё же угроза осталось.
— Скорее неопределённость.
— Высшая аристократия в смятении.
— Мы не знаем, чего ждать дальше.
— Быть может Адрион сошёл с ума.
— Вдруг он начнёт убивать и других?
— Заговор?
— Никакого заговора нет. — Ланс отрицательно покачал головой. — Опасаться вам нечего. Адрион не сошёл с ума. И уж, конечно, он не начнёт бездумно убивать других конкурентов. И он точно не монстр, каким его считают некоторые.
— Почему?
— Зачем?
— Я не буду отвечать на эти вопросы.
— Лицо спокойно.
— Но сердце в крови.
— Мы не хотели вас обидеть, — девочка подбежала с боку и обняла аристократа.
— Кто-то не одобрил произошедшего, — с другой стороны сомкнул руки мальчик.
— Кто-то молчит.
— Кто-то не хочет остаться крайним.
— Ну а кто-то считает, что нет и не может быть повода, чтобы так поступить с родными.
— Мы можем помочь.
— У нас есть влияние.
— Сила.
— К нам прислушиваются.
— Нас уважают.
— Благодарю вас за предложение, но это внутреннее дело дома Торвандори. Устраивать новую бойню и втягивать в неё весь Эдем, я не собираюсь.
— Мы вас узнали.
— Узнают и другие.
— Очень скоро.
— Вы один.
— В руках Адриона власть и сила.
— За вами придут.
— Вы плохо знаете моего брата, поэтому судите поверхностно, не имея возможности углубиться в детали, — тяжело произнёс Ланс. — Я справлюсь сам.
— Хорошо, господин Бальмуар.
— Это ваше решение.
— Но не думайте, что у вас не осталось друзей.
— Я никогда так и не думал, — напоследок поклонился Ланс, после чего покинул террасу и вернулся на нижний ярус.
Разговор с близнецами вышел сложным для аристократа, а сказанные слова требовали огромных усилий. Соблазн был силён как никогда. Заручиться поддержкой, попасть в Эдем, бросить дуэль Адриону, рассказать всем правду. В честном бою старший брат бы не одержал верха. И вот она сладкая месть.
И что получается в результате? Вечный позор для рода Торвандори. Увядание рода, который не справится без настоящего лидера, коим был отец, коим растили Адриона. Конечно, Ланс не даст роду исчезнуть, но потеряет очень многое из-за нехватки опыта. Первого сына растили как лидера, второй стал защитником.
И к чему это всё приведёт? Зачем всё это? Чтобы получить власть? Потешить самолюбие или быть может ради мести? Может быть, это вернёт к жизни убитых? Нет, так не поступил бы ни Граниир Торвандори, не поступит и Лансемалион Бальмуар. И пусть обида с болью разрывают сердце, но это не выход… Ведь Ланс лучше других знает о настоящих мотивах своего брата и видит всю картину целиком.
Подобное решение останется лишь жалкой местью, не будет никакой справедливости. Ничего не изменится, лишь прольётся ещё больше крови. Адрион не придёт к осознанию, а лишь покинет этот мир, так же, как и его отец. Младший брат просто повторит ошибку своего старшего брата.
Разрушать свой род во второй раз Граниир не станет. Он это решил ещё когда лежал в канаве. Вместо этого Лансемалион займётся созданием нового рода. Вернётся в Эдем, станет выше своего брата, но не как воин. И не для того, чтобы бросить ему вызов в лицо. Адрион не заслуживает подобного, пусть многие и твердят обратное.
— Всё хорошо, хозяин? У вас какой-то мрачный вид, — озабочено поинтересовалась Ада, за банкетным столом. — Грустить вредно для здоровья. Хотите кусочек шоколадного торта?
— Да, ты права. Вредно, — согласился аристократ, сильно сомневаясь в том, что торт ему поможет.
Глава 22
— А Ланс в последнее время что-то мрачный совсем какой-то, — произнёс у стойки Вульф.
— Да, даже время тренировок сократил. Спит ещё много, намного больше обычного, — согласилась Ада. — Всё после того банкета и встречи с близнецами.
— С Дельдамионами? Слышал они хотели тебя выкупить и предлагали четырёхзначные суммы. Судя по всему, Ланс им отказал. Может они его запугали как-то?
— Вряд ли, господин Бальмуар ничего не боится.
— Насчёт «ничего» я бы поспорил, но слабохарактерным его точно не назовёшь… — Вульф на секунду задумался. — Наверное что-то личное. Даже самые старые раны порой начинают болеть с невиданной силой. Сходила бы к нему, поинтересовалась, что у него там на душе.
— Я же рабыня… просто вещь… — покачала головой Ада. — А он аристократ. С чего бы ему изливать мне душу?
— И что? Я вон своим девчонкам тоже бывает жалуюсь, а они мне, — пожал плечами зверолюд. — Ничего такого в этом нет. Многие рабы часто становятся своим хозяевам лучшими друзьями. К тому же личные разговоры позволяют укрепить доверие. А доверие между рабом и хозяином крайне важно.
— Думаете?
— А то, — оскалился Вульф. — В крупных родах рабы и вовсе фактически становятся частью семьи. Они и за детьми следят, и за личным оружием, и всякие непристойные письма помогают писать. Почти у каждого аристократа есть такой личный раб, которому он и жизнь доверить может. Это нормально. Особенно в условиях постоянной борьбы, когда становится опасно доверять кому-то другому. Каждый хочет тебя обмануть, каждый хочет тобой воспользоваться, а раб… Он фактически повязан с хозяином.
— И что мне стоит зайти и спросить, что у него на душе?
— Типа того. Можешь начать издалека, сама поделись чем-то личным. Ты уже рассказывала про то, кем была в прошлом мире?
— Нет…
— Про это непринято спрашивать. Всё же считается, что для попавших сюда начинается новая жизнь. Но ты можешь поделиться сама. Ланс наверняка оценит этот жест.
— Ладно, вы правы. Я попробую.
— Удачи.
Ада сильно волновалась, с каждой ступенькой ей хотелось развернуться и не лезть не в своё дело. Всё же она лишь рабыня, вещь, ресурс, товар. Разве кто-то станет разговаривать с расчёской и делиться с ней переживаниями? А именно такой статус и имели рабы. Но слова господина Вульфа всё же убедили рабыню в обратном. Так что, собрав волю в кулак Ада постучала, не услышала ответа, но всё равно вошла внутрь комнаты.
Ланс уже не спал, а сидел на краю кровати почти не двигаясь. Он уже несколько дней в таком состоянии. Не бреется, не следит за внешним видом и витает где-то в воспоминаниях.
В руках аристократ держал маленький альбом, где от руки не слишком умело было что-то нарисовано. Разглядеть Ада содержимого не могла. Так что девушка решила просто громко захлопнуть за собой дверь, чтобы заявить о своём присутствии и дать хозяину возможность спрятать то, что он вполне возможно не хочет показывать.
Так и случилось. После стука Ланс слегка дёрнулся, взгляд его слегка прояснился, а альбом исчез из рук. Наверняка он теперь находится в пространственном артефакте. В перстне или амулете, может быть запонках. Ада точно не могла сказать, какой элемент украшений аристократа является магическим артефактом, а какой — обманкой.
— Вы пропустили завтрак, хозяин, — не зная с чего начать, произнесла Ада.
— Я не голоден, — ответил Ланс, откидываясь на кровать и закрывая глаза.
— Сегодня господин Вульф опять рыбу готовил, — начала хоть что-то говорить рабыня, стараясь импровизировать, пусть и подводка к сути вышла немного рваной: по-другому Ада не умела. — Его друг разводит их на водных фермах, а после привозит ему. Сегодня была форель. Помню мы с отцом часто ходили к горному озеру. Там тоже форель водилась. Две рыбы мы съедали сразу же на месте, обжарив на костре. Один раз даже соли с собой не оказалось: забыли дома.