Военное искусство Александра Великого - Джон Фредерик Чарльз Фуллер

По возвращении в Вавилон он обнаружил ожидавших его 20 тыс. обученных персидских воинов во главе с Певкестом, сатрапом Персиды и Сузианы, подкрепления, направленные коссеями, тапурами, карийцами и лидийцами, а также отряд македонской конницы. С таким контингентом он решил перестроить македонскую фалангу. Каждая десятка, или фила, которая до этого состояла из шестнадцати македонских копьеносцев, теперь включала в себя четырех македонян и двенадцать персов, чтобы от фронта до тыла – за македонским командиром филы следовали два македонянина, затем двенадцать персов и замыкающий филу македонянин. Как и раньше, македоняне были вооружены сариссами, а персы должны были иметь лук или копье[126].

Xотя эта смешанная фаланга так и не была сформирована, замысел интересен тем, что выдает намерения Александра: с окончанием завоеваний его задачей стало поддерживать порядок в империи. От оккупационной армии, которую он хотел создать, требовалась большая подвижность, чем от его старой армии, отсюда смешение легко– и тяжеловооруженных войск. Другой особенностью должно было стать то, что она объединяла бы подразделения для дальнего и ближнего боя.

2 июня 323 г. до н. э. за несколько дней до того, как отправиться в аравийский поход, Александр заболел лихорадкой – возможно, малярией, – и к 7 июня его состояние стало настолько критическим, что он не мог отдавать распоряжения полководцам. 10 июня он лишился дара речи. Поскольку слухи о его смерти распространились по лагерю, 12 июня воины были приглашены в его опочивальню и столпились у его ложа. Он лишь слабо кивнул и пошевелил рукой в знак приветствия. На закате 13 июня его глаза закрылись навсегда. Ему еще не исполнилось тридцати трех лет, он правил двенадцать лет и восемь месяцев. Он не оставил завещания и не назначил преемника, да если бы он это и сделал, ни один из его сотоварищей не смог бы занять его место; ведь, по словам Полибия (XII, 23), «по всеобщему согласию было признано, что гений царя превосходил меру талантов смертного человека».

До того как Александр переправился через Дарданеллы, когда персидские сатрапы отклонили план Мемнона и решили защищать свои провинции, если Александр попытается вторгнуться в их земли, они сконцентрировали свои силы около Зелеи. Согласно Арриану, их армия насчитывала 20 тыс. персидской кавалерии и почти[127]столько же греческих наемников. Эти цифры, конечно, преувеличены. Хотя в Малой Азии и могло найтись 20 тыс. греческих наемников, многие из них были моряками, и Диодор сообщает, что вскоре после вторжения Александра Дарий приказал Мемнону занять Кизик на Мраморном море с 5 тыс. наемников. Можно подсчитать, что 5 тыс. – цифра гораздо более близкая действительному количеству наемников в сражении при Гранике, чем 20 тыс. Арриана. Также маловероятно, что персидская кавалерия насчитывала около 20 тыс. человек; 10 тыс. – звучит более разумно.

Какой бы ни была численность персидского войска, ясно, что оно уступало по численности армии Александра. Чтобы восполнить отсутствие численного превосходства, необходимо было занять удобную оборонительную позицию. Такая позиция была найдена в низовьях реки Граник; это должно было отвлечь Александра от наступления на Сарды; ибо, если бы он решил пойти на Сарды, не разбив персов здесь, он рисковал потерей коммуникаций с Геллеспонтом. Стратегическая инициатива, следовательно, была на стороне персов.

Граник представлял собой горную реку, берущую начало на горе Ида и впадающую в Мраморное море. На южном берегу обходному маневру препятствовало озеро, которое теперь носит название Эдже-Гёл, а к северу от этого озера восточный берег реки вздымается высокими уступами и нависает над западным ее берегом. Местность повсюду равнинная, и, поскольку был месяц май, река разлилась, хотя ее и можно было перейти вброд в некоторых местах.

Выбор позиции кажется блестящим; однако способ, который выбрали персидские сатрапы для ее удержания, был такой, что хуже не придумаешь. Они не развернули отряды греческих наемников вдоль восточного берега с персидской кавалерией на флангах и даже с тыла, чтобы контратаковать любой отряд, прорвавший фронт пехотинцев, но, как говорит Вилькен, «совершив огромную тактическую ошибку, разместили великолепную кавалерию вдоль обрывистого берега, где она не могла атаковать, а наемников – в тылу» (Александр Великий. С. 84). С ним не согласен Тарн (Александр Великий. Т. I. С. 16). Он пишет:

«Персидские военачальники на самом деле держали в голове очень дерзкий план; они хотели, если удастся, закончить войну в самом начале, убив Александра. Они развернули кавалерию на высоком берегу низовья Граника, поставив за ней греков, и ждали. Часто указывают, что так они не сумели бы удержать берег реки, однако это и не входило в их намерения».

Не приходится сомневаться, что они хотели убить Александра, потому что уничтожить главнокомандующего вражеской армией всегда было целью битвы в древности, а также и в некоторых современных сражениях[128]. Но поскольку персидская кавалерия была вооружена метательными копьями, а не пиками или длинными копьями, они не представляли собой достаточную ударную силу и не были способны эффективно отразить наступление врага. Арриан не рассказывает, сколько копий имели на вооружении всадники; но, чтобы быть действенными, их метательные копья должны были быть достаточно тяжелыми, тяжелее обычного дротика, поэтому, вероятно, они, как и римские hastati, имели два копья[129]. Для кавалерии, если это не была посаженная на коней пехота, копье представлялось не самым выгодным вооружением, как пистолет в более поздние времена, поскольку бросить его точно с движущейся лошади часто оказывалось невозможно. Далее, если у них было два копья, ударная мощь персидской кавалерии должна была быстро иссякнуть, поскольку не сообщается, что ее сопровождали вьючными животными, которые везли дополнительные копья, как, например, это было в войске конных лучников Сурены (53 г. до н. э.).