Иван Калита - Юрий Торубаров

На этот раз они с Александром расставались недалеко от урочища Чур-Михайлов, где кончались Рязанские земли. А дальше — Дикое поле, вотчина каких-то казаков да разбойников, одним из которых был он.

— Ты о чём думаешь? — спросил муж.

— Да думаю, чем бы тебе помочь, — вырвалось у неё. — Вот... возьми! — она сняла с пальца кольцо с большим дорогим камнем.

Это был его подарок ей на свадьбу. Сердце у него вдруг смягчилось. Ей ради него не жаль даже этого кольца, которое она так любила. И всё ради него!

— Милая, ты меня прости. Эта поездка, мои думы...

— Я желаю тебе успешного завершения, — прервала она запоздавшее излияние мужа. — Вернувшись к себе, я помолюсь за тебя и попрошу это сделать и епископа. Доброго тебе пути. Береги себя! Знай, — она замялась, потом сказала, — я люблю ... тебя.

— Я тоже, милая. Мне так горько с тобой расставаться!

Он поцеловал её на прощание, вскочил на коня и хлестнул его плетью. За ним поскакала охрана.

Это событие Андрей ожидал с внутренним трепетом. Должно оно было проходить на той же поляне, где в хорошую погоду собирались курени, чтобы откушать и выпить, чем бог послал. Беспокойный Андрей притащил Митяя сюда, когда дроворубы только начали рубить дрова, а кашевары готовить закладку.

Андрей волновался не зря. Когда они появились, то увидели, что казаки уже расселись по местам. Принимали по одному, а не скопом. Чтобы соблюсти порядок очерёдности, тянут жребий. Дьяк нарезает бумагу по количеству принимаемых. В каждой рисует «палку» от одной до количества участников. Все бумажки сворачивают в трубочки и бросают в казацкую папаху. Каждый вытаскивает номер. Потом дьяк помогает всем выстроиться в очередь. Первый номер достался припоздавшему. Наверное, в наказание. Дьяк кивает атаману:

— Можно начинать.

Еремей приглашает одного из присутствующих казаков. Тот выходит на круг с двумя саблями. Новичок должен показать умение владеть оружием. Атаман просит друзеков-казаков:

— Кто желает помериться?

Нехотя поднимается казак средних лет. Сразу видно — бывалый. Усы висят ниже челюстей. На загорелом лице боевые шрамы. Глаза зорки, плечи широки. Сабля в руках такого дяди как пёрышко.

Андрей выше его ростом, жилист. Сразу видно, парню силёнок не занимать. А вот опыта... Настороженно смотрит Курбат, болеет за своего подопечного. Казак подаёт им сабли. Тот, кто будет испытывать Андрея, вялым, неторопливым движением принимает её, критически осматривает и вдруг... сабля блеснула в его руках. То, как среагировал Андрей, было чудом. Такого ответа от новичка не ожидал бывалый рубака. Андрей попёр на него с такой свирепостью, что тот вынужден был отступить. А тут под ноги попади треклятая поленница, оброненная каким-то неряшливым дроворубом. Казак споткнулся о неё, не удержался и упал. Андрей приставил саблю к его горлу. Казак глянул на решительное лицо парня и... попросил, под хохот казаков, пощады.

Первая ступень пройдена. Теперь надо показать умение владеть конём. Не зря Андрей почти месяц пробыл табунщиком. И он показал безукоризненное владение конём под восхищенные крики казаков. Вихрем промчался парень меж казацких рядов, влитый в конский круп. Остановив, он поднял коня на дыбы и помчался обратно. Андрей напугал многих, заставив животное прыгнуть через сидящих казаков.

Смотрел на его гарцевание и Хист. После того позора, когда у него из-под носа похитили красотку, он никак не мог успокоиться и вёл настойчивые скрытные поиски. И было из-за чего. Ведь он потерял изрядный куш и стал предметом насмешек. Похоже, даже атаман после такого случая в нём окончательно разуверился. Хист не знал, что тот затаил на него в душе если не злобу, то нелюбовь, это точно. Ведь его поступок мог привести к страшному побоищу, да и казаки добытым делятся, а не торгуют.

И тут догадка осенила Хиста: «Да это он. Его посадка! Сидит не по центру, левит. Такой же полусогнутый, один локоть прижат! Он! Вот гадёныш! Я ему жизнь спас, а он отблагодарил. Ладно, ты у меня ещё попляшешь, казак!»

Атаман посмотрел на всадника. И он уже хотел было сказать: «Как, друзеки-казаки, принимаем?», как поднялся один из казаков:

— Хочу каши его поесть!

Казацкое предложение было дружно поддержано.

Для Андрея дело знакомое. Пока три или четыре человека проходили испытание, каша была готова. Андрей позвал:

— Казаки, каша готова, пошли есть.

Но ни один не поднимается. «Это чё? — думает он, — просили, а не идут?» Позвал ещё раз. И опять словно не слышат. Взяло тут Андрея за живое. Он им кричит:

— Не хотите, чёрт с вами! Сам буду есть!

Загудело тут казачество:

— Это наш! Это наш!

Атаман расправил усы:

— Если всё спрашивать, так пусть скажет главную казацкую заповедь.

И он пальцем подозвал Андрея. Тот подошёл:

— Веруешь ли в Бога?

— Верую.

— И в Богородицу веруешь?

— И в Богородицу верую.

— А ну перекрестись!

Андрей крестится.

— Ну, ступай, казак, выбирай себе курень!

Казаки криками поддержали атамана.

И Андрей стал полноправным жителем казацкой слободы, получив право на казацкую одежду, которую ему тут же вручил дьяк: широкие шаровары на учкуре, бешмет до колен, суконный чекмень, меховую шапку с клиновым тумаком да чёботы.

— Скидай свои лохуны, — сказал дьяк, — да будь истым казаком.

А с обеда казаки загуляли. Удачный поход надо обмыть. С радости. А неудачный? Тоже. Только с горя. Асаф потирает руки. Наконец-то его кабачок ожил! В один из таких загульных дней к скучавшему за столиком Еремею, только не атаману, пропившему всё, кроме шаровар, подсел Хист.

— Что, Ерёмушка, выпить охота? — спросил он, подзывая кабатчика.

Казак тоскующими глазами и с пересохшим ртом недоверчиво поглядел на Хиста.

— А, это ты, — он усмехнулся, поведя широченными плечами, — ловко у тя тогдать бабу увели. Ха! Ха!

— Это не у меня, а у тя, — Хист заискивающе улыбнулся.

Подошёл кабатчик и вопросительно посмотрел на Хиста. Ерёму он знал и знал другое — тот пропился в доску.

— Медовухи, браги? — спросил кабатчик.

Хист посмотрел на Еремея. Тот, блаженно улыбаясь, торопливо сказал:

— Браги, браги.

— Две, — и Хист кивнул на Ерёму.

— Закуски? — допытывался служака.

Хист опять посмотрел на Ерёму. Тот кивнул.

— Неси!

Первый штоф Ерёма выпил, не отрываясь.

— Ухх! — вырвалось у него. — Хорошо, — гладя грудь, произнёс он, выбирая глазами, какой кусок мяса взять.