Расплетая радугу. Наука, заблуждения и потребность изумляться - Ричард Докинз

Уильям Томсон, первый лорд Кельвин, был одним из самых прославленных и влиятельных британских физиков XIX столетия. А также бельмом на глазу у Дарвина, поскольку «доказал» весьма авторитетно — но, как мы сегодня знаем, весьма и весьма ошибочно, — что Земля слишком молода для того, чтобы эволюция успела произойти. Еще он известен следующими тремя самонадеянными предсказаниями: «У радио нет будущего», «Летательные аппараты тяжелее воздуха невозможны», «Рентгеновские лучи окажутся мистификацией». Этот человек довел свой скептицизм до такой степени, что напрашивался — и напросился-таки — на насмешки будущих поколений. Артур Кларк в своей пророческой книге «Черты будущего» тоже приводит подобные поучительные примеры и грозно предостерегает против опасностей догматического скептицизма. Когда Эдисон в 1878 году объявил, что занимается разработкой электрического освещения, в Британии была учреждена парламентская комиссия — разобраться, стоящее ли это дело. Отчет экспертов гласил, что блистательная идея Эдисона (подарившая нам электрическую лампочку) «достаточно хороша для наших заокеанских друзей… но не заслуживает внимания людей практичных и сведущих в науке».

Дабы это не выглядело как сборник антибританских историй, Кларк также приводит высказывания двух выдающихся американских ученых по поводу аэропланов. В 1903 году, непосредственно перед знаменитым полетом братьев Райт, астроному Саймону Ньюкому не посчастливилось написать следующее:

Другой известный американский астроном, Уильям Генри Пикеринг, категорически заявил, что, хотя летательные аппараты тяжелее воздуха и возможны (ему пришлось это признать, поскольку к тому времени братья Райт уже поднялись в воздух), серьезного практического значения они иметь не будут:

Пикеринг продолжает, «доказывая» с помощью внушительных расчетов, описывающих эффекты сопротивления воздуха, что аэроплан никогда не сможет передвигаться быстрее тогдашних железнодорожных экспрессов. На первый взгляд, и слова Томаса Джона Уотсона, главы IBM, сказанные в 1943 году: «Полагаю, мирового рынка хватит, чтобы продать около пяти компьютеров», — можно отнести к той же категории. Но это было бы нечестно. Уотсон уверенно предрекал, что компьютеры будут становиться все более громоздкими, и в этом он ошибался. Однако он не преуменьшал важности использования компьютеров в будущем, в отличие от Кельвина и прочих, кто недооценивал воздушный транспорт.

Эти истории про попадание пальцем в небо — действительно пугающее предупреждение об опасностях не в меру рьяного скептицизма. Возведенное в догму недоверие ко всему, что кажется незнакомым и необъяснимым, — отнюдь не добродетель. В таком случае чем же это отличается от моего открыто декларируемого неверия в астрологию, переселение душ и воскресение Элвиса Пресли? Как нам узнать, когда скептицизм оправдан, а когда превращается в догматическую, брюзгливую недальновидность?

Давайте посмотрим на весь спектр тех историй, какие могут быть нам рассказаны, и поразмышляем над тем, с каким уровнем скепсиса следует к ним относиться. На одном конце будут располагаться истории, которые могут быть правдой, а могут ею и не быть, однако у нас нет особых причин в них сомневаться. У Ивлина Во комический персонаж Эпторп часто рассказывает Гаю Краучбеку, от лица которого ведется повествование, о двух своих тетках: одна живет в Питерборо, другая — в Танбридж-Уэлсе. На смертном одре Эпторп в конце концов признается, что на самом деле тетка у него всего одна. Гай Краучбек спрашивает, какую же из двух он выдумал. «Ту, которая жила в Питерборо, конечно». — «Тебе отлично удалось ввести меня в заблуждение». — «Да. Это была хорошая шутка, правда?»[44]

Нет, шутка не была хорошей, в том-то и соль смешной шутки Ивлина Во про Эпторпа. В Питерборо, несомненно, проживает немало пожилых леди, и если какой-то человек скажет вам, что у него там тетка, то у вас не будет особого повода не доверять его словам. И коль скоро он не имеет каких-либо личных мотивов вас обманывать, вы вполне можете принять эту информацию как данность, хотя, если от нее зависит что-то очень важное, умнее будет все же ее перепроверить. А теперь представим, как кто-то говорит вам, что его тетка умеет подниматься в воздух при помощи медитации и силы воли. Она сидит по-турецки, думая о чем-нибудь приятном и распевая мантры, а потом, оторвавшись от пола, зависает в воздухе. Почему здесь надо быть большим скептиком, чем когда некто просто говорит вам, что у него есть тетя в Питерборо, ведь и в том и в другом случае вы полагаетесь только на слова человека, назвавшегося очевидцем?

Сам собой напрашивается ответ: потому что левитация силой воли необъяснима с точки зрения науки. Но речь-то идет только о современной науке. А это возвращает нас прямиком к Третьему закону Кларка и к той важной мысли, что в любую эпоху наука будет неспособна ответить на все вопросы и со временем уступит место новым учениям. Быть может, однажды в будущем физики полностью поймут природу тяготения и построят антигравитационный аппарат. Вполне допустимо предположить, что летающие тетушки станут для наших потомков такой же повседневной рутиной, как реактивные самолеты для нас. Значит ли это, что Третий закон Кларка дает нам право верить в любые небылицы, какие люди только могут наплести вокруг мнимых чудес? Если кто-то скажет, что видел свою медитирующую тетку висящей в воздухе или турка, взмывающего над минаретами на ковре-самолете, должны ли мы принять этот рассказ за чистую монету на том лишь основании, что те наши предки, которые не верили в радио, оказались неправы? Нет, конечно же, для веры в левитацию и ковры-самолеты этого мало. Но почему мало?

Третий закон Кларка не имеет обратной силы. Из того, что «любая достаточно развитая технология неотличима от волшебства», не следует, что любая претензия на волшебство, предъявляемая кем угодно и в какой угодно момент, неотличима от технических достижений, которые появятся в будущем. Да, авторитетным скептикам случалось величаво садиться в лужу. Но сообщения о чудесах, так впоследствии и не подтвердившиеся, делались намного чаще. Некоторые вещи, которые сегодня нас удивили бы, когда-нибудь станут реальностью. Но гораздо большее число таких вещей не станет реальностью никогда. Вся штука в том, как выявить эту малую долю и отделить от мусора — от тех заявлений, которые так навеки и останутся в царстве магии и вымысла.