Дьявол знает, что ты мертв - Лоуренс Блок

Мне пришлось растолковать ему приверженность Джен трезвому образу жизни, отчего для нее таблетки не годились ни для снятия боли, ни для ухода из жизни. Зеленые глаза Мика, пока он слушал меня, сначала недоверчиво округлились, а потом приобрели выражение задумчивости, по мере того как он проникался пониманием моих аргументов.

Не прерывая размышлений, он освежил напиток в своем стакане. Потом после долгой паузы сказал:

– Вы там в своем обществе очень серьезно относитесь к таким вещам, как я погляжу.

– Далеко не каждый из нас сделал бы такой же выбор, как Джен, – ответил я. – Почти уверен, что большинство согласились бы принимать болеутоляющие, и не могу тебе сказать, многие ли бы решили, что пистолет – более трезвый способ уйти, чем горсть таблеток секонала. Согласен в одном: мы действительно относимся к вопросам трезвости очень серьезно.

– Так же, как мои братья по вере относятся к самоубийству. – Он сделал глоток и посмотрел на меня поверх ободка стакана. – Позволь теперь задать тебе личный вопрос. А как на ее месте поступил бы ты сам?

– Не знаю, – сказал я. – Я пока не могу поставить себя на ее место, а потому невозможно даже представить, что пришло бы в голову мне. Наверное, я бы предпочел таблетки, но, с другой стороны, я тоже хочу сохранять трезвую голову до самого конца. Но вообще-то не думаю, что решился бы на самоубийство. Вот только кто может это знать сейчас? Говорю же, для этого надо реально оказаться в ее шкуре.

– Я бы тоже не пошел на такое, Боже сохрани и помилуй! Но все равно теперь меня только радует, что я не один из вас.

– А как бы ты поступил на моем месте, Мик?

– Это сложный вопрос. Если бы я любил ее, то как мог бы отказать? А в то же время нельзя делать такие ужасные услуги даже лучшим друзьям. Мне очень жаль ее, но хорошо, что не меня попросили об этом.

– А если бы тебя попросил я сам?

– Ну и вопросы ты задаешь. Один труднее другого. – Он с подозрением покосился на меня. – Но ведь это не тебе нужен пистолет? Скажи, что не тебе.

– Нет, – ответил я. – Слово даю – не мне.

Мы еще немного поговорили о том о сем, но уже скоро я сказал, что мне пора. Нужно было отоспаться.

По дороге домой я думал о Лайзе Хольцман и о деньгах, которые она мне показала. Размышлял, откуда они могли взяться и какова будет их дальнейшая судьба.

Кстати, а был ли вообще сейф в кабинете Каплана? Мне казалось, что сейф непременно должен стоять в конторе любого адвоката. Оставалось надеяться, что он такой же просторный и крепкий, как изделие старого доброго «Мослера» у Мика.

Я не раз видел, как его сейф открывали. Знал отчасти те вещи, которые в нем хранились. Разумеется, в первую очередь – деньги. Американские доллары и другая валюта. Записи секретных инвестиций Мика – он давал ссуды на улице и неплохо зарабатывал на ростовщических процентах, которые, если требовалось, выколачивал с помощью угроз или прямого насилия. Порой там попадались случайные объекты – часы, ювелирные украшения. Как я догадывался, краденые.

И конечно, пистолеты. В сейфе неизменно лежало по меньшей мере несколько стволов. По временам у меня возникала надобность в оружии, и он снабжал меня им, не задавая вопросов и отказываясь брать какую-либо плату. Сидя у него в конторке и разговаривая по телефону со старомодным диском для набора номера, я косился на сейф, рассчитывая, как всегда, получить пистолет от Мика.

В другой ситуации он выдал бы мне его глазом не моргнув. Но теперь искать оружие предстояло где-то еще.

Потому что теперь он знал, зачем мне пистолет. Он мог бы все равно дать мне его, но настаивать на этом с моей стороны означало бы злоупотреблять нашей давней дружбой. А я к таким вещам отношусь очень серьезно. Как к трезвости. Как к самоубийству.

Компания «Уоддел энд Йонт» располагалась на восьмом этаже двенадцатиэтажного здания на углу Девятнадцатой улицы и Бродвея. Первый этаж занимали два магазина. Один торговал фотоаппаратами и оборудованием для фотолабораторий, второй – канцелярскими товарами. Среди арендаторов помещений в здании значились также поставщик принадлежностей для рекламного бизнеса и журнал организации охраны окружающей среды. Непосредственно под «Уодделом энд Йонт» целый этаж занимала фирма, продававшая мужскую одежду со скидкой – остатки товара закрывшихся или обанкротившихся магазинов – по бросовым ценам.

И сам дом выглядел старым, и офис «Уоддела энд Йонт» тоже давно не ремонтировали. Красно-коричневое ковровое покрытие местами сильно потерлось, а меблировка состояла из покрытых царапинами стандартных рабочих столов и вращающихся стульев с застекленными книжными полками красного дерева по стенам. Свет давали сверху обычные лампочки, накрытые зелеными металлическими абажурами. В давней истории компании, таким образом, сомневаться не приходилось, и из общего ряда выбивалась только современная технология. На древних столах стояли компьютеры и кнопочные телефоны последней модели. В одном из углов приютились факс и ксерокс. Впрочем, здесь явно трудился и какой-то потомок луддитов, предпочитавший компьютеру обычную пишущую машинку. Я мог слышать стук ее клавиш, следуя за Элеонорой Йонт, которая вела меня сквозь лабиринт выгороженных отдельных кабинок для сотрудников к своему кабинету.

Это была все еще привлекательная и стройная женщина лет около шестидесяти, с металлического оттенка седыми волосами и умными голубыми глазами. Она носила камею в виде броши на лацкане темно-синего костюмного жакета и золотое кольцо с бриллиантами на безымянном пальце левой руки. Когда я позвонил ей в десять часов с просьбой о встрече, она сказала, что будет ждать меня через час. Поэтому я неспешно прогулялся до указанного адреса, остановившись по пути, чтобы выпить чашку кофе. А сейчас было уже одиннадцать, и она усаживалась за стол, указывая мне на стул перед собой.

– Со мной произошло нечто забавное, – сообщила она. – Когда мы с вами закончили говорить по телефону, я задумалась об уместности подобной встречи. Мне понадобился чей-то совет, и первый, о ком я подумала, был Глен. – Она чуть заметно улыбнулась. – Но, разумеется, теперь это уже невозможно, ведь так? Тогда я позвонила личному адвокату и объяснила ситуацию. И он отметил, что поскольку мне нечего скрывать и у меня нет какой-то секретной информации, то я могу не опасаться сказать что-то лишнее. – Она взяла со стола карандаш. – Так что у меня для вас есть и хорошие и плохие новости, мистер Скаддер. С одной стороны, ничто не мешает мне откровенно поговорить с вами, но с другой – боюсь, мне почти нечего вам рассказать.

– Как долго Глен Хольцман проработал у вас?

– Чуть больше трех лет. Я наняла его вскоре после смерти мужа. Говард умер в апреле, и, как мне кажется, Глен приступил к работе у нас с первой недели июня. Я провела с ним собеседование как раз в канун начала ежегодной конвенции книготорговцев, которая всегда проходит в уикенд Дня поминовения. – Она вертела карандаш между пальцами. – Прежде муж сам был нашим главным юрисконсультом. Он окончил юридический факультет университета Колумбия и был членом коллегии, а потому естественным образом сам разбирался с текстами договоров.