Все сложно - Тара Девитт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Самолет приземляется, а я даже не помню, как в него села. Дрожащей рукой достаю телефон и, пока жду багаж, проверяю расписание на день; к счастью, встреча с психотерапевтом назначена на завтра.
Я так злюсь на себя за взвинченное эмоциональное состояние, в котором оказалась по своей же милости, что не замечаю, когда на мое запястье ложится чья-то рука. Наконец опускаю взгляд и вижу Хейзл. Я падаю на колени и обнимаю ее. Они мои люди. Она моя девочка, независимо от того, как сложатся мои отношения с ее отцом.
– Ты чего, Фи? – спрашивает Хейзл, видя, что я плачу. Ее испуганная мордочка выглядит уморительно. – Тебя же не было всего два дня!
– Знаю. Просто в дороге я кое-что слушала, и это меня расстроило. – В общем, так и есть. – А у вас, ребята, как дела?
Смахнув слезы, я перевожу взгляд на Майера. Он кажется взволнованным. Может, хочет обнять меня? Приосанившись, он быстро отвечает знаками:
– Я заснул, как только добрался до дома. Телефон остался выключенным, будильник не прозвенел. Когда я проснулся, уже надо было ехать за Хейзл, потому что я пообещал Мариссе пару выходных. Я пулей вылетел из дома, а потом мне захотелось… – Хейзл толкает его, и он поправляется: – Нам захотелось тебя встретить. – Перейдя на обычный язык, он спрашивает: – Надеюсь, ты не против? Или не надо было? Я не слишком на тебя наседаю?
Сглотнув ком в горле и нервно усмехнувшись, я мотаю головой.
– Ты – точно нет. А вот я сама…
Такой ответ явно озадачивает Майера, но с расспросами он пока не лезет, а предлагает мне поужинать в пиццерии. Хейзл шлепает его по ноге.
– Я же не умею читать по губам!
– Мы собираемся есть пиццу. Ты с нами? – исправляется он, снова перейдя на язык глухонемых.
– Папа сказал, что там будет танцевальная игра, – добавляет Хейзл на случай, если мне нужна дополнительная мотивировка.
– Поеду, только если он тоже сыграет.
– Ладно, – с улыбкой соглашается Майер.
Для того чтобы восстановить (ну или почти восстановить) душевное равновесие, мне, как выяснилось, нужно совсем мало. Испытать мягкое и теплое чувство благодарности. Прожевать ужасную пиццу в игровом кафе. Посмотреть, как Майер своими большими руками и ногами пытается повторять быстрые движения танцоров на экране. Папа и дочка хохочут, на их лица падают неоновые отсветы. Однако сейчас дело не в смехе. Любовь, которую они излучают, – вот что меня поддерживает.
Согласна: мы с доктором Деб должны как следует залатать мой эмоциональный зонтик. Тогда я смогу сама согревать себя изнутри и защищаться от тяжелых мыслей, которые норовят меня утопить.
Но даже если я этому не научусь, Май и Хейзл все равно останутся рядом. Когда я окажусь под дождем вообще без зонта, они будут прыгать в луже вместе со мной.
Майер везет меня домой. Надо бы рассказать ему про мою недавнюю эмоциональную бурю. Беспокойство борется во мне с желанием пустить все на самотек, просто перейти на следующую ступеньку, какой бы она ни была. Майер наверняка чувствует, что я о чем-то задумалась. На его лице тоже появляется тревожное выражение. Сейчас подходящий момент, чтобы выложить все, как есть, но я не могу выдавить из себя ни слова.
Оставив Хейзл крепко спать в машине, Май провожает меня до квартиры. Когда мы поворачиваем в арочку, за которой находится моя дверь, чувство неловкости заполняет каждую клетку моего тела. Физически ощущая на себе взгляд Майера, я, трусиха, пялюсь на свою обувь.
– Фи, – вздыхает он, – что происходит? Чем ты обеспокоена? Почему ты расплакалась в аэропорту?
– Майер…
Наконец-то заставив себя поднять глаза, я вижу его идеальное точеное лицо со следами возраста и усталости. С морщинкой между бровей, которая уже не разглаживается, даже когда он спокоен. Все это действует на меня как персональный плакат с надписью: «Ты в безопасности». Поэтому я решаю вновь открыться. Ведь раньше я доверяла и ему, своему другу, и себе самой.
– Пока я сюда летела, в голову лезли всякие неприятные мысли. О нас с тобой. Я знаю: ты вернулся в гостиницу и сказал, что тоже меня хочешь. Но потом, когда ты улетел, я внушила себе, что ты уже пожалел об этом и решил отстраниться. Я как будто съехала вниз по какой-то безумной спирали. В самолете я без конца твердила себе, что вряд ли ты хотел меня так же, как я тебя.
Майер делает резкий вдох, и его брови почти смыкаются, но в следующую же секунду на лице появляется улыбка. Если бы ее нарисовать, то портрет мог бы называться «Кажется, полегчало».
– Фи, вчера я не стал заводить с тобой долгий разговор, потому что у нас и так было мало времени. Отвлекать и задерживать тебя, чтобы ты опоздала на встречу с Карой и Шоной?.. Ну а потом, ночью и утром, уже буквально не осталось ни одной свободной минуты. Если честно, ты выглядела такой спокойной… Я подумал, что ты гораздо меньше взволнована, чем я. Наверное, я бы тоже съехал вниз по эмоциональной спирали из-за недоразумения с выключенным телефоном. Просто не успел себя накрутить. – Он невесело усмехается. – В моем распоряжении было только то время, пока я ехал за тобой в аэропорт. Впрочем, этого оказалось не так уж и мало. – Видя мою улыбку, он с облегчением вздыхает. – Ну а теперь объясни мне: почему ты это сказала? Я имею в виду, хочу ли я тебя так же, как ты меня? После вчерашнего… С чего такие мысли?
Он проводит тыльной стороной ладони по моей щеке.
– С того, Майер, – со стоном произношу я, подавшись к нему.
Ненавижу себя за свои сомнения и за то, что выплеснула их наружу.
– Фи, я правда в растерянности.
Я медленно качаю головой, пытаясь подобрать слова. Почему мне до сих пор так трудно иметь дело с реальностью, с серьезной стороной жизни? Почему я вечно стараюсь казаться не собой, а какой-то другой женщиной? Веселой и не боящейся осуждения, сексуальной и уверенной в себе, общительной и умеющей добиваться желаемого.
– Ты действительно не понимаешь, насколько ты красива? И как много для меня значишь? – спрашивает Майер.
– Май, я знаю, что ты прекрасно ко мне относишься. Иначе не согласился бы на эту авантюру. А еще я знаю, насколько она опасна. Если все рухнет, будет просто кошмар. Боже мой… Ладно, скажу. – Я набираю в легкие побольше воздуха. – Впервые в жизни я начала по-настоящему думать о той несуразице, которую я несу