Переворот.ru - Олег Георгиевич Маркеев

14:42 (в.м.)

Волкодав

Бронзовый Путин стоически переносил газовую атаку с иронической полуулыбкой на тонких губах. Сизый дым стекал по острому лицу, клубился вокруг покатых плеч. В глубоких выемках глаз не было ни проблеска эмоций. Так полководцы смотрят на последние судороги агонии разбитой в пух и прах армии. Или маленькие божки диких племён вкушают дым жертвоприношений.

Окуривать сигаретным дымом бюстик непьющего и некурящего президента было для Громова тайным извращением. Пагубной страсти он предавался публично, потому что никому в голову не могло прийти, куда именно метит задумчиво дымящий опер. Бюстик не бросался в глаза среди бумажного бардака, царящего на столе. Торчал из-за потрёпанного томика уголовного кодекса, как солдат, неосторожно поднявший голову над бруствером.

Бюстик, продукт державного кича, презентанул Боцман. Ни юмора, ни намёка, ни смысла подарка Громов не уловил. Верноподданнической любовной горячкой, поразившей чиновный люд, и дошедшей до клинической формы у силовиков, Громов абсолютно не страдал. Но и спрятать с глаз долой истуканчика как-то не поднялась рука. Со временем привык к следящему взгляду глаз-дырочек. И даже обнаружил, что именно этот не отпускающий взгляд не даёт расслабиться, а бронзово спокойный лик нейтрализует стресс от постоянного лицезрения Эдика, занимающего противоположный стол.

Громов включил перемотку записи и вытащил из уха бубочку наушника.

Большую часть звуков на плёнке составляло то, что именуется «недозволенными методами ведения следствия». Сам Громов задержанных никогда не бил. Брезговал, считал ниже своего достоинства, и главное — просто боялся сгоряча убить. Но на «прессовках» присутствовать приходилось. Куда от этого денешься. Всё равно, что пройти по грязи, не замарав ног.

Если судить по интенсивности ударов, сопению оперов и надсадным всхлипам, метелили они бабу так, что живого места не осталось. Показания задержанная давала мёртвым от боли голосом, шамкая разбитыми губами, то и дело срываясь на крик. В стенограмме этого не передать, но слышать без омерзения было трудно.

— Ты в это веришь? — обратился Владимир к своему бронзовому тёзке.

Клон президента сохранил на бесстрастном лице ироническую улыбочку. За что получил ещё одну порцию дыма.

Громов просмотрел на свои пометки, которые он назвал «стенограммой». Скорописные каракули были понятны только ему, для чужих глаз не предназначались. Он вывел ручкой четыре знака вопроса.

Мысленно задал их бронзовому собеседнику.

«Веришь, что «учебный террорист», покупая наркотики, станет проверять качество на девчонке? Веришь, что «учебный террорист», нарвавшись на случайный арест, станет угрожать взорвать «пояс шахида»? А если не в лоб кулаком, а сразу — пулей в лоб, кто за это ответит своими погонами? И главный вопрос, если ФСБ «вело» нас от самого рынка, то зачем тянули целых полтора часа? Ждали, пока мы все кости их агенту переломаем? Несерьёзно. И последний вопрос: кто из нас дурак?»

Дураком Громов себя не считал. Он помнил то, что многие успели забыть. После взрывов на Каширке «стрелочником» сделали участкового. На полном серьёзе пытались убедить себя и всех, что если бы участковый удосужился проверить подвал, арендованный под склад какой-то подозрительной фирмочкой, то и ничего бы не произошло. Ну материализовались сами собой полторы тонны гексогена в столице, прямо под носом у штаб-квартир всех силовых ведомств страны, что тут страшного, если участковые бдят, как полагается?

Помнил он, что не было массового отсечения голов и звездопада с погон за «Норд — Ост», когда возникли, словно их джинн принёс, пятьдесят «чехов» в полном снаряжении в центре столицы. Чудо? Нет. Чудо в том, что не сделали «стрелочником» какого-нибудь опера райотдела, типа Громова.

Громов присоединил шлейф диктофона к USB-порту компьютера. Скачал звуковой файл на диск. Потом скопировал на диск три фото с мобильного: нокаутированный человек, щекой проминающий подушку безопасности, его же лицо на служебном удостоверении сотрудника Центра антитеррора ФСБ и общий вид «БМВ», уткнувшейся подломленным колесом в бордюр, номер машины прочитывался легко.

Громов увеличил фото удостоверения до максимума. Экран залепило мелким «зерном», но данные владельца удостоверения читались легко.

«Трофимов Василий Петрович, будем знакомы!» — Громов закрыл файл и вынул дискету из щели дисковода.

Потянулся и щёлкнул дискетой по голове своего тёзку.

— Ученье — свет, а неученье — тьма. Понял, да?

Глава седьмая

Дополнительный источник доходов

«Д» — 1

15:20 (в.м.)

Волкодав

В столовой были заняты всего два столика. За одним сосредоточенно набивал утробу старшина из патрульно-постовой службы, за другим болтали две девчонки. Худенькая маломерка Аня по прозвищу Скрепка и пухленькая Леночка по прозвищу Сдоба. Обе дознавательницы, сразу после института.

Сдоба сразу же закрутила роман со своим начальником, чем обеспечила себе прочное служебное положение. Скрепку за трогательную худобу и совершенно девчоночьи ужимки опекали всем отделением. Наиболее умные подследственные сразу же соображали, что за хамство и понты перед желторотой цыпочкой придётся отвечать перед суровыми мужиками с пудовыми кулаками. Поэтому вели себя соответственно и сроки следствия молчанкой не портили.

Громов раскромсал антрекот, сунул первый кусок мяса в рот. На удивление, оказался нежным и вкусным.

«Наверно, нашему завхозу прямо с рынка подгоняют по смешным ценам», — решил он.

Вспомнив о рынке, покачал головой, растягивая шейные мышцы. Нерастраченная энергия тугими комками боли каталась по всему телу.

«В спортзал надо сегодня забежать. Совсем разваливаюсь», — решил Громов.

Рукопашкой Громов занимался в элитном фитнесс-центре, где месячный взнос стоил, как полугодовой каторжный труд опера. Узнай начальство, где накачивает мышцы старший опер районного угро, вмиг записало бы в «оборотни в погонах». И не отмажешься же, доказав, что он посещает клуб ровно в полночь, когда от элитных шлюх и их мясистых спонсоров остаётся только запах дорогого парфюма.

В охране клуба служил бывший вечный соперник Громова на чемпионатах «органов». Познакомились и задружились на почве любви к