Русский Моцартеум - Геннадий Александрович Смолин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Неслыханно! – только и сказал я и спросил: – Итак, тела их жертв лежали в позе символа S (сулемы) или ртути?
– Да, – кивнула Вера Иосифовна. – Наконец, сумма цифр его полных лет жизни – 35 – опять-таки чистая восьмерка. Если числам 1 и 2 в алхимии нет соответствия, то число 8 было посвящено ртути, то есть яду, который давался Моцарту с едой и питьем… Он переступил опасную черту, за которой – смерть…
Я попросил Веру Лурье показать мне эти уникальные бумаги и документы, которыми пользовался её русский друг из Москвы. В его руки попали документы, в которых он с удивлением обнаружил, что в них содержится информация об исповеди Сальери (из церковных архивов Вены). Я поинтересовался, откуда у Веры Лурье эти манускрипты и артефакты. Вера Лурье рассказала мне свою завораживающую историю любви с казачьим офицером Александром Ивойловым, успевшего передать ей эти «моцартовские» бумаги – целое досье и артефакты перед тем, как тот в числе казачьего стана генерала Доманова, был выдан англичанами Советскому командованию. Вера Лурье сказала, что эти документы ценные и, беспокоясь за свою жизнь, попросила меня забрать с собой как эти бумаги, так и недописанную её работу «Жизнеописание Амадея Вольфганга Моцарта».
– Возьмите это все с собой в Россию. Предлагаю вам участие в своеобразном проекте «Русский Моцартеум». Прочитайте, изучите, сделайте выводы. Для начала и этого достаточно. Затем жду вас у себя. Непременно возвращайтесь, мой дорогой, – вздохнула Вера Лурье. – И поторопитесь. А то будет слишком поздно… Одно только скажу: это был подарок от казачьего офицера Кубанского казачьего войска Александра Ивойлова – человека, чья отвага заворожила меня. Помочь ему я ничем не могла, сумела лишь страстно полюбить до конца дней своих… И будьте мужественным, нападайте первым – они этого боятся, как хищники, чувствующие в жертве некую «эманацию страха» или «запах» слабости.
Я ощущал себя как тот солёный заяц из притчи, которого гоняли по лесам и долам, пока, наконец, тот не угодил в западню. Так, кажется, и я.
Выдавив жалкую улыбку, я забрал свёрток и сунул его в чёрный полиэтиленовый мешок.
Поблагодарил Веру Иосифовну за чай, щедрое русское гостеприимство и задушевную беседу, клятвенно пообещал, что вскоре позвоню или пришлю письмо. В момент ухода вышла и прислуга Надежда.
– Запомните, Вальдек, если что случится со мной, то Наденька, Надежда Науменко, всё вам расскажет и покажет. Она тоже русская, вернее – из кубанских казачек. Во время краха Третьего Рейха её прадед войсковой атаман генерал Вячеслав Григорьевич Науменко принимал участие в спасении ценных регалий и атрибутов – исторического достояния кубанского казачества. Вы, наверное, знаете про тот библейский Апокалипсис, который устроили английские ВВС (инициатива тогдашнего премьер-министра Уистона Черчиля) в сугубо мирном городе под кодовым названием «Удар грома», когда от авиабомб в феврале 1945 года заживо сгорели, погибли в развалинах домов или сварилась в кипятке фонтанов половина населения Дрездена? В тот знаковый час её прадед с адъютантом направлялся к коменданту Дрездена за разрешением на выезд, но они попали под бомбёжку и едва не погибли. Тогда Казачий штаб сумел вывезти 24 ящика на грузовике с имуществом и регалиями, и бесценный груз доставили в небольшой австрийский городок Ройте. Вот тогда я и повстречалась с бабушкой Наденьки – она была такой же барышней…
Вера Лурье замолчала и внимательно посмотрела на меня. По всему было видно, что она довольна моим визитом. На лице хозяйки сияла благодарность и даже умиление; она вся светилась и была неподражаемо красива, а почему – я не мог никак постичь.
Я откланялся и перецеловался с Верой Лурье и Наденькой Науменко. Удивительно, но мне было так хорошо, как никогда.
Распрощавшись с Верой Иосифовной, я вышел на улицу и направился к своему «Опелю», который оставил в двухстах метрах. Возвращался в задумчивости, равнодушно смотрел в окно и размышлял…
Знаковый получился день! Меня по собственной милости затащило в дьявольскую воронку, откуда, как оказалось позже, не было обратного пути. Попавшему в такой переплёт, мечтать о выходе из игры не приходилось. Только вперёд! Иного не дано…
XVI. Феномен по Шелленбергу
«Я не понимаю тех людей, которые вступают в ложи, партии, союзы и другие общественно-политические альянсы, чтобы в них достаточно энергично раствориться и разом потерять свою индивидуальность, неповторимость»
До обнаружения полицией тел политпары под Бонном оставалось меньше недели… В конторе забеспокоились о моей персоне.
– Тебя к телефону! – озадачила меня сестрица. – Просто интересно, как это они о тебе вспомнили?
– Кто? – спрашиваю я, разыгрывая, будто ошарашен этой новостью еще больше, нежели она.
– Не знаю, позвали меня, а там какой-то очень вежливый голос, удостоверившись, что я – это я, попросил тебя позвать к телефону.
Спускаюсь на первый этаж, беру трубку:
– Да, я слушаю.
– Влад, шеф вне себя! – услышал я в трубке. – Куда ты пропал? Позвони ему немедленно!..
– Хорошо.
Я выбрался на улицу и, отыскав телефон-автомат, набрал знакомый номер.
– Влад, в чем дело, почему не выходите на связь? – укоризненно проговорил Сансаныч. – Мы в курсе всех ваших дел. И просто молча наблюдаем за вашими художествами.
– Счел нужным залечь на дно.
– Вспоминая наших берлинских друзей, не забывай, что там чрезвычайно ценный человек, – не обращая внимания на мои слова, сказал Сансаныч. – Хотя тебе предоставлены определенные полномочия, но это вовсе не означает, что ими непременно следует воспользоваться. Сегодня вечером я встречался с весьма высокопоставленными особами, которые…
Я перебил его:
– У меня один шанс из тысячи выбраться отсюда, и даже в том случае, если мне это удастся, времени наверняка будет в обрез. Хорошо, если минута-две, ну, пять. В любом случае, он должен знать об этом.
Я думаю, что американо-немецкая дружба не пострадает, шеф. Я ведь не разгадал кроссворд с Хантером и политпарой. У меня свои резоны. Я чувствую, что тут есть определенная взаимосвязь: неким таинственным