Неотразимый - Мэри Бэлоу

Ну уж нет!

– Извините нас, – резко вмешался Натаниель, хватая Лавинию за руку. – Леди Галлис! Софи! – Он поклонился обеим дамам. – Мы должны поспешить к моей сестре и ее мужу.

Он увлек Лавинию прочь, пройдя всего в нескольких дюймах от Рекса с Кеннетом, которые наверняка все слышали.

Натаниель сознавал, что поставил Софию в унизительное положение своим поступком, который не остался незамеченным: казалось, все гости из окружения Рекса и Кеннета повернулись ему вслед. Но он еще был слишком ослеплен яростью, чтобы придавать этому значение.

Лавиния попыталась выдернуть у него свою руку, когда они оказались почти у арки, соединяющей два зала.

– Нат! – возмущенно воскликнула она. – Сию же минуту отпусти меня! Что случилось? Кто этот человек, если ты посмел поступить с ним так недопустимо грубо? И нечего говорить мне, как вчера, что я не должна его знать. Кто он такой?

Он глубоко вздохнул, стараясь успокоиться.

– Его зовут Борис Пинтер, он сын графа Хардкасла. И друг Софии Армитидж. Но ты, Лавиния, не должна иметь с ним ничего общего. Ты поняла? И отныне – ничего общего с миссис Армитидж. Имей в виду, это приказ.

– Нет. – Ей наконец удалось высвободить руку, когда они вошли в музыкальный салон. – Не будь до такой степени смешным. И если ты рассчитываешь перейти от этого смертоубийственного взгляда к действиям, открыто предупреждаю тебя: я не намерена покорно принимать это.

Смысл ее слов проник через облако ярости, которое, казалось, целиком помутило его разум. Натаниель облизнул пересохшие губы, крепко сцепил за спиной руки и еще раз как следует вздохнул, прежде чем решился снова заговорить:

– Я еще никогда не применял силу против женщин, Лавиния. И не думал начинать с тебя. А мой взгляд… Прости мне его – он не на тебя был направлен.

– Тогда против кого? – спросила она. – Против мистера Пинтера? Или против Софи?

Закрыв на мгновение глаза, Натаниель попытался обуздать кипевшие в нем страсти. А почему, собственно, он так взбесился? Да, Пинтер всегда был отвратительным субъектом и вряд ли сильно изменился за эти несколько лет. Но ведь Софи – свободная и независимая женщина. Она вольна дружить с кем угодно… Но почему именно с Пинтером? И почему она не хотела, чтобы он знал о вчерашнем визите Пинтера, а потом будто бы не придавала его посещениям никакого значения? А сейчас она улыбалась ему и собиралась представить племянницу Натаниеля, даже не подумав спросить его разрешения.

Сегодня в ней не было никаких признаков страха – может, друзья все это вообразили во время того инцидента у Шелби? Сегодня она вела себя совершенно так же, как обычно, – спокойно и уверенно.

Может, он просто сожалел о том, что завел связь с женщиной, у которой настолько дурной вкус, что она могла дружить с человеком вроде Пинтера, к которому ее собственный муж относился с таким отвращением.

– Возможно, против меня самого, Лавиния, – ответил он наконец на ее вопрос. – Давай найдем Маргарет.

– Я хочу, – заявила Лавиния, пристально глядя на него, – узнать побольше о мистере Пинтере. Но кажется, ты не собираешься это сделать, да? По-твоему, я всего лишь светская барышня, которую не следует посвящать в двусмысленные ситуации. Мистер Пинтер – сын графа и вместе с тем обладает довольно привлекательной внешностью. И при этом ты проявил по отношению к нему и к Софи непростительную грубость только из-за того, что он попросил познакомить нас. Нат, уж не ревнуешь ли ты к нему?

– Ревную?! – Он ошеломленно посмотрел на нее. – Я ревную? К Пинтеру? А почему, скажи на милость, я должен к нему ревновать?

– Да нет, тебе действительно нечего к нему ревновать, – нахмурив брови, сказала она. – Ты же очень красивый, Нат, уверяю тебя. И можешь привлечь любую женщину, которую только пожелаешь. Ты же не думаешь, что я не заметила, как кокетничала с тобой леди Галлис? А Софи, к сожалению, не та женщина, которая может вызвать твою ревность. Но ведь она мой друг, а ее друзья – мои друзья.

– Прошу, – отрывисто сказал он, предлагая Лавинии руку. – Я вижу Маргарет вон там, за фортепьяно.

Она приняла его руку без возражений, но ее губы упрямо сжались.

Он уже начинал жалеть, что вообще приехал из Боувуда, или о том, что в первое же утро пребывания в Лондоне поехал в Гайд-парк. Лучше бы он не встречался вновь с Софи. Или хотя бы не стал ее любовником. И что его заставило пойти на такой опрометчивый шаг? Подумать только, стал любовником Софи!

А теперь он чувствовал себя ответственным за нее. Неужели ему мало других женщин, за которых он несет ответственность?

Софию охватило полное смятение от глубочайшего унижения и сознания своей вины. Ведь она едва не допустила грубую бестактность, без согласия Натаниеля решив представить Бориса Пинтера ею кузине. Но чтобы лишний раз не раздражать Пинтера, ибо слишком хорошо знала, что за этим последовало бы, она, не рассуждая, готова была выполнить его просьбу, точно так же, как поступила на балу у Шелби, когда познакомила с ним Беатрис.

Но взбешенный Натаниель схватил Лавинию за руку, холодно поклонился и ясно дал понять Пинтеру, что не считает приличным оказывать ему такое одолжение. Его выходка привлекла внимание и соседней группы, которую составляли Рекс и Кеннет со своими женами. Словом, свидетелями ее унижения стало достаточно много народа.

Как она ненавидела в этот момент Натаниеля!

Но еще больше злилась на себя.

Неужели она дошла до того, что стала в его руках безвольной марионеткой и всю жизнь будет беспрекословно ему подчиняться?

Все эти горькие мысли вихрем пронеслись у неё в голове, но, внешне не теряя самообладания, она улыбнулась и протянула руку Борису Пинтеру:

– Сэр, не будете ли вы так любезны, чтобы проводить меня в комнату с закусками?

Она слегка поклонилась в сторону леди Галлис и Идена, который пристально смотрел на нес, но не сделал попытки вмешаться.

Пинтер учтиво предложил ей свою руку.

– Софи, – сказал он, когда они покинули гостиную и, миновав три зала, заполненные оживленными и веселыми гостями, оказались на широкой лестничной площадке, – мне кажется, наши общие знакомые недолюбливают меня.

– Довольно! – резко заявила она. – Если вы, сэр, намерены и дальше играть роль кошки, то меня решительно не устраивает роль мышки. Больше я в эту игру не играю!

– Вы предпочитаете другую роль, Софи? – усмехаясь, сказал он. – Роль женщины, отверженной и презираемой всей нацией?

Не так уж он преувеличивает, отдавала себе отчет София. Но она решилась бы на этот риск, если бы в случае обнародования любовных писем Уолтера пострадала лишь она одна. Но она обязана была помнить о Саре, о Льюисе, об Эдвине и Беатрисе и, конечно, о своем брате Томасе, который тоже не останется в стороне, если разразится скандал. Успешное развитие его торговли напрямую зависело от сохранения доброй репутации. А у него трое детишек, и сейчас они с женой ждут очередного прибавления семейства.