Когда наступит вчера - Владимир Свержин

– Как загрузили всё в мешки, крикнул воевода новое словцо, и корабль за ним, точно собачка на привязи, пошел. Не к нашему городу, а совсем к иному. Верст этак двести от нашего будет. Там его вновь государева стража поджидала на конях с совами промеж ушей. А как всё на возы загрузили да уехали, волшебство и кончилось. Я в воду плюхнулся чуть жив: столько-то дней не ел, не пил! Денег в кармане – ни монеты. Но я не растерялся, отыскал на свалке всяких пузырьков, набрал в них морской воды, заклинанием цветочный запах похитил да с водой той смешал. Очень даже недурно вышло. Барышни местные по пять хвостней за флакон давали. Жаль, заклинание слабовато оказалось, уже к вечеру благовоние тиной отдавать начало. Тогда-то меня, – Фуцик грустно вздохнул, – в первый раз за высокие стены и упекли. Через год вышел, а учителя моего и след простыл. Сказывают, за Хребет подался, да там его тоже приняли под белы руки. Стал я самолично к волшебному кораблю приглядываться да принюхиваться, да всё соображать, как бы так умыслить, чтоб этакий куш сорвать. Пока соображал, еще разок успел кайлом помахать. В тот раз с Яном Кукуевичем знакомство и свел. Он как вышел – большое имя себе сделал и про меня не забыл. Как я ему поведал, что можно сокровища несметные перенять, так он покой и сон утратил. Начали с ним исподволь дело готовить. За тем и на кичу по третьему кругу пошел, чтоб своими глазами убедиться, так ли хорош Соловей, как о нем сказывали. Всё придумал, всё учел, а тут – э-э-эх!.. – Голос Фуцика зазвучал печально, но раскаяния в нем было не больше, чем в вое плотно отобедавшего шакала.

– А где сейчас можно найти этого… Яна?

– Да кто ж его знает? – разочарованно покачал головой чародей-неудачник. – Когда Барсиад пропал, я думал, и он сгинул. Ан нет – объявился, на беду мою! Этот и за травинкой хорониться может. А уж где пребывает, поди, ему и самому не всегда ведомо.

– Угу-угу. – Я закрыл блокнот. – Думаю, вы несколько преувеличиваете его возможности. Скажите мне лучше другое. Как человек неглупый, вы, конечно, понимали и понимаете, что ни Соловей, ни Ян Кукуевич. особо нежных чувств к вам не питают. То есть вы им интересны постольку, поскольку имеете, насколько я понял, проработанный план налета. Но, вероятно, у вас был и дополнительный план, позволяющий в случае успеха унести ноги подобру-поздорову со своей долей немалой добычи. Стало быть, всех деталей предстоящей операции, кроме вас, не знал никто.

– Истинно так, – нехотя согласился Фуцик.

– И несмотря на это, ваш подельник внезапно потерял всякий интерес к ореховому делу, которое готовил не один год?

– Выходит, что потерял. – Разочарованный мошенник с невыплаканной слезой уставился на потолок.

– Мужики! – В импровизированную камеру, радуясь посетившей его мысли, ввалился исполняющий обязанности государя, сияющий, точно корона, которой у него пока еще не было. – У меня есть конкретно толковая идея! В натуре давайте раздадим орехи крестьянам! Пусть сеют!

– Обойдутся! – покачал головой я. – У меня есть другая идея.

При сообщении о свежей идее, с неофициальным дружественным визитом загулявшей в голову руководителя следственной группы, уши Фуцика зримо вытянулись и изменили угол наклона, точно подсолнечник, неуклонно следующий за дневным светилом.

– Пойдемте, досточтимый господин И.О. – Я взял Вадима под локоть и подтолкнул к двери. – И вы, господин урядник, тоже следуйте за нами.

Польщенный приглашением к участию в решении государственных дел, Вавила Несусветович, по старой армейской привычке, браво щелкнул каблуками, и серебряные шпоры по-гусарски звякнули глубоким и чистым тоном. Стража у дверей отсалютовала клинками и принялась за нашими спинами обсуждать виды на урожай правительственных наград и возможные направления карьерного роста.

– Вадик, отечество по-прежнему в опасности, поэтому орехи раздавать не будем, – вновь повторил я. – Перебьются!

– А че, мы это типа их себе закрысим?

– Вадим! – Я с укором посмотрел на друга. – В конце концов, ну что за лексикон! Ты без пяти минут король великой державы! Выдающемуся политическому деятелю не к лицу подобные словечки.

– И че, в натуре? У нас в дабле газета висела, там было написано, что, по жизни, каждый народ имеет то правительство, которое его имеет.

– Которое заслуживает, – принимая на себя роль исправителя общественных нравов и регулировщика моральных исканий, весомо проговорил я.

– Да ну! Гониво! – возмутился выдающийся деятель. – Если бы имел то, которое заслуживает, то, рубль за сто даю, вообще бы никакого не имел.

– Ладно. Оставим в покое государственные устои и вернемся к нашим орехам. Понимаешь, – я огляделся по сторонам, чтобы убедиться в отсутствии чужих ушей, – в данном случае пред нами не банальный продукт питания, это как бы не простые орехи, которых в любом «Натсе» навалом, а…

– А орешки не простые, в них скорлупки золотые, ядра – чистый изумруд!

– Что? – Я остановился как вкопанный. – Что ты сказал?

– А что? – недоумевая, вскинул брови Ратников. – Слуги белку стерегут… Ты че, Клин, об этом же в натуре все знают? Это же сказка! А.С. Пушкин! Я на той неделе Дашке читал.

– Вадим, я тормоз! Они мне своими рассказками уже всю голову заморочили! Ну конечно, всё сходится: пешая морская рать – «в чешуе, как жар, горя, тридцать три богатыря». Тогда выходит, что Алатырь – это остров Буян!

– Верно, – дивясь моей необразованности, подал голос молчавший дотоле толмач. – Вот только Буяном его не у нас величают, а в Груси. Уж больно полканы, что на том острове живут, нравом буйные. А еще и по-другому то место кличут…

– Погоди, Несусветович, – отмахнулся я, торопясь высказать накопившиеся предположения. – Об этом в другой раз. Тут вот какая история с географией получается: если верить показаниям Фуцика, имеет место быть некая волшебная белка, которая из любви к искусству превращает обычные лесные орехи в золото и драгоценные камни. Дальше они в обстановке строгой секретности доставляются на континент и являются едва ли не основной статьей доходов в здешней казне. Вероятнее всего, местоположение данной волшебной аномалии и есть остров Буян, тире, Алатырь!

– Почему ты так решил? – Исполняющего обязанности государя, кажется, даже несколько огорчили вскрытые нетрудовые доходы вверенной ему державы.

– Да ты вспомни, что Делли говорила? Основные экспортные товары при торговле с Грусью – стратегическое сало и стратегический рассол. Чайнаусцам и вовсе продавали железо с мурлюкского Великого Тына. Так что основные доходы – десятина от всеобщей мзды да пошлины за транзит из Империи Майна в Грусь и обратно. И вот это ореховое золото и каменья.

– Хведонов куш, – весомо пояснил знаток местных реалий. – В честь древнейшего предка наших королей, князя Хведона, который в незапамятные времена остров Алатырь к Субурбании присоединил. С тех пор полканы нам дань и платят. Князя того еще Хведоном Заначником именуют.