Шпана на вес золота - Валерий Шарапов

– А плот?

Колька почесал в затылке: на острове было негусто с толстыми стволами.

– Ну давайте один сплавает со мной, сделаем плот там, на нем он и вернется.

– Давай, – вызвался Пельмень.

– Э нет, – возмутился Анчутка, – я один не останусь.

– Тогда со мной поплыли.

– Нет. Боюсь.

– Слушайте, мне завтра с утра в шарагу, рожайте скорее.

Пельмень решительно заявил:

– Погнали, нечего сопли жевать. Когти рвануть всегда успеем.

Конечно, не так он собирался возвращаться домой, но что поделать, коли золотой лещ ушел. Улов и так неплохой, видно, что не баклуши бил.

Чинно раскланиваясь со знакомыми, Колька следовал к дому, и мысли в его голове текли спокойные и солидные. Надо разузнать, что там насчет вербовки, и рвануть куда-нибудь нормальным делом заниматься. Не все же по мелочи тут… Надо будет наведаться к Сорокину, что он там про условно-досрочное говорил? Как раз полтора года прошло, еще полтора – и с чистой совестью в новую жизнь и куда угодно.

А можно вон как эти археологи, ведь интересная же работа, должно быть, и полезная… разве что учеба, потянет ли? Хотя парни-то на очкариков не шибко похожи. Вон у Василия лапищи такие, будто последние лет пять лопату из рук не выпускал. Да и Санек этот, в тельняшке, на бича больше смахивает, разве что почище. А уж Гога вообще, судя по всему, видавший виды типчик. Яшке и Андрюхе фартануло – компания бывалая, интересно, и кормить будут. А то и этот щеголь-профессор что-нибудь на карман подкинет. Так-то мужик он вроде не жадный.

«Если бы не семья… Семья держит. Семья, да еще Оля тоже, конечно, головная боль, так ведь любимая. Если все всё бросят и кинутся геройствовать, кто останется на хозяйстве?»

Мысли о собственном благородстве и огромной ответственности, лежащей на плечах, успокоили и примирили с действительностью. Тем более что как раз у подъезда восседало на лавочке одно из обстоятельств, препятствующих геройскому всебросанию.

– Привет, ты чего тут? – спросил он Олю.

– Тебя поджидаю, – просто ответила она.

– А чего к нашим не поднялась?

– Так я откуда знаю, когда ты придешь, зачем мешаться?

– Ну, пошли тогда. Рыбу умеешь чистить?

Оля отрицательно покачала головой. Николай сурово вздохнул, убедившись, что пока ему не на кого оставить вот это безрукое существо:

– Тогда тут сиди, сейчас вернусь.

И, оставив улов на ее попечение, пошел отметиться о прибытии.

А дома было как-то интересно, светло, мирно, пахло каким-то тихим ожиданием чего-то очень хорошего. Точь-в-точь как до войны, под Новый год. Подливая бате чайку, мать, непривычно веселая, приодетая, как с удивлением заметил Колька, так и норовила до него дотронуться, будто бы ненароком, то воротник поправляла зачем-то, то пододвигала газету.

Наташка смело скандалила, требуя сахару. Отец, безо всякого перегара, выбритый, улыбчивый, посмотрел молодцом:

– Хорошо клевало? Где промышлял?

Колька пересказал, не углубляясь в детали, историю своего отпуска, потом, взяв ножи, направился на выход.

– Ты далеко, сынок? – спросила мать.

– Рыбу на улице почистим, чтобы на кухне не гадить, – пояснил он.

– А, так это Оленька там маячила? – лукаво подмигнул батя. – Чего же не зашла чайку попить?

– Говорит, чтобы не мешаться.

– Вот глупышка. Ну иди, иди.

Потом, набрав воды, они чистили рыбу. Оля сперва куксилась, но потом приноровилась и стала управляться с уловом очень даже ловко. Колька пересказал историю злоключений Андрюхи и Яшки, опустив некоторые подробности, поведал про новых знакомых и встречу со старым знакомым – с профессором Князевым.

Оля слушала, улыбалась, лишь однажды уточнив:

– Какого века церковь?

– Семнадцатого, а что?

Она посмеялась:

– Плохо у историков с историей. Какой Иван Грозный? Он в шестнадцатом веке помер.

Колька, настроенный благодушно и снисходительно, предположил:

– Оговорился, бывает. А может, и забыл. Вот… А потом профессор Князев предложил пацанам поработать подручными…

– Ох повезло лоботрясам, – позавидовала она, – и с чего им такая удача? Вот если бы мне кто предложил…

– Чего? На Днепрогэс? – улыбаясь, спросил Колька.

– А хотя бы! Уж я бы не мешкала!

– Я бы тебя не отпустил, – добродушно заявил он.

– Кто бы тебя спрашивал, – то ли в шутку, то ли всерьез отозвалась она.

– А я вот, представь, как раз думал о том, что, конечно, было бы здорово вот так все бросить – и уехать. Мысль о тебе остановила, – прямо ответил он, тоже то ли всерьез, то ли в шутку.

– Тогда вместе никуда не поедем, – просто решила Оля.

Колька, вывернув ладонь, испачканную чешуей, обнял ее за шею, притянул и поцеловал в лоб:

– Или поедем вместе. Пошли чай пить.

… – Значит, ты, Оля, твердо решила стать педагогом. Героическая девочка, как ты будешь этих всех переучивать – ума не приложу, – пошутил Игорь Пантелеевич, нарочно кивая на Кольку.

– Всех и не надо, – улыбнулась Оля, – таких переучивать – только портить.

Мать засмеялась, потрепала Кольку по голове.

– Сахару! – потребовала Наташка.

– А вот такую – очень даже надо! – заметила Антонина Михайловна с показной строгостью. – Станешь толстой и беззубой. И так уже вся в варенье – иди умываться!

И, не слушая дочкины протесты, погнала ее в ванную.

– Что там, интересно, на раскопках-то? – спросил Игорь Пантелеевич.

– Да там еще не начали. Так, чего-то размечают, колышки вбивают. И чего там только может быть.

– Не скажи, – возразил отец, – князья строили. Последний даже от главной дороги железную дорогу к своей усадьбе протянул.

– Зачем? – удивилась Оля.

– Кто его знает? Говорят, помешался, вот надо было ему с центрального вокзала на мотодрезине на дачу гонять – он и проложил собственную железную дорогу. Именье-то еще в первую революцию сожгли, а церковь не стали. Потом и пригодилось: лесопилку устроили, затем склады. А до того богатый храм был. На Пасху как-то раз митрополит приезжал. Там красиво, богато было, древние иконы в окладах и камнях, ларцы, подсвечники.

– И где теперь все это? – поинтересовался Колька.

– Кто ж его знает? Уполномоченный приехал, а оказалось, что и нет ничего. И изымать нечего. Может, припрятали куда. Бабки болтали, что там под землей подземные ходы, мы пацанами лазали, искали. Тряслись, а ползали.