Крестовый поход - Александр Прозоров

Ветер наконец-то рассеял дым, и князь Заозерский увидел, как впереди через оборонительный вал один за другим скатываются на заднице городские латники и тут же кидаются в сечу. Упрямый Слуцк в очередной раз его перехитрил. Гарнизон пошел на вылазку не через ворота, где его ждали, где стоял крупный заслон, а через стену перед пушками, сразу оказавшись в нужном месте. Пушкари пока оставались живы лишь потому, что первый удар приняли с десяток любопытных ополченцев, пришедших посмотреть, как знаменитый атаман огненными снарядами стены рушит.

– Умри-и! – Очередной литовец слишком понадеялся на крепость кирасы и вскинул меч двумя руками.

Но Егор уже настолько свыкся с саблей, что действовал ею так же уверенно, как собственной рукой. Уклон, быстрый укол в узкий просвет меж кирасой и кольчужной бармицей – и враг ушел под ноги, захлебываясь собственной кровью.

Отступив на пару шагов, Вожников встретил очередной выпад на щит, чуть повернулся, продвигаясь вперед, – и тут внезапно голова словно взорвалась, перед глазами поплыла розовая пелена, Егор ощутил холодную невесомость во всем теле…

«Странно, – подумалось ему. – А где же предчувствие? Разве я не должен был узнать о своей смерти заранее? Или я не умер?»

Вожников попытался поднять тяжелые веки – и после некоторого усилия это ему удалось. Он увидел над собой низко ползущие облака, ощутил запах гари и крови, услышал крики и звон мечей. Воины топтались прямо по нему, наступая то на ноги, то на живот. То ли литовцы, то ли русские. Или одни только русские? Это же только самое начало пятнадцатого века. Значит, тут еще никого не онемечили, не ополячили и не окатоличили. Получается – русские рубились против русских. И все отличие пока еще было в том, что одни предпочитали кольчуги и бахтерцы, а другие кирасы и… кольчуги?

Мысли тянулись вяло, как застывающая жевательная резинка, холод тонкой струйкой затекал под колонтарь, расползался по рукам и ногам, ласкал и убаюкивал…

– Князя убили!!! – узнал Егор Федькин голос. – Литвины атамана зарезали!

«Какого князя-атамана? – вяло удивился Вожников. – Разве князь-атаман – это не я? Меня что, убили?»

– А вот хре-ен!!! – заорал он, толкнулся локтями, приподнялся, вогнал клинок сабли под кольчужную юбку одному врагу, рубанул по ногам другого, дотянулся в длинном уколе до бедра третьего. Попытался встать, но ноги были чем-то завалены, и он без сил упал обратно на спину.

– Да сдохни же ты!!! – Усатый морщинистый литвин попытался заколоть его мечом, но левой рукой Егор уже нащупал рукоять кинжала. Выдернул, взмахнул, отводя вражеское острие от самого глаза, саблей резанул врага в пах. Принял свалившееся тело на руки, оттолкнул. Подтянул, освобождая, ноги. Мимо, глядя вперед и не замечая его под собой, прошли двое копейщиков в кирасах. Егор, дотянувшись, подрубил щиколотки заднего, сгруппировался, рывком встал, подступил сзади к рубящемуся с ватажниками чужаку, обнял, резанул по горлу, поймал другого оглянувшегося копейщика кинжалом под подбородок.

– Князя уби-или-и-и! – Федька отчаянно кромсал двумя саблями край щита литовского копейщика, который никак не решался сделать выпад.

Егор кольнул бедолагу ножом под ухо и встал перед юным боярином, подмигнул:

– Кого, сказываешь, убили? Давно?

– Атама-а-ан!!! Живой! Ура-а!

Паренек, забывшись от радости, прыгнул на него и повис на шее. Спасибо хоть, не расцеловал.

– Живой, живой, – похлопал его по спине Вожников. – Опускай, пока на копье не насадили.

– Да вроде как кончились, – перевел дух Никифор Ратибор и с грустью осмотрел порубленный в нескольких местах и окровавленный зипун. – Ну все, теперича токмо на выброс.

– Однако ты рубака изрядный, староста, – кивнул на покрытый зазубринами клинок новгородца Егор. – За спины прятаться не побежал.

– Я же купец, княже, – пожал плечами тот. – А в торговом деле без умения пустить чужую кровушку не обойтись.

– Ты цел, княже? – От города подошел по улице запыхавшийся Угрюм с несколькими ватажниками. – Как они тут ловко… Впредь возле пищалей твоих надобно заслон большой ставить. Уж второй раз чуть не побили!

– Да, на будущее наука, – согласился Вожников. – Что там у остальных?

– Литва через стену полезла на тебя, княже, заслоны от ворот кинулись на помощь, ударили им в спину. Литва открыла ворота и ударила в спину заслонам. Посадники новгородские ополчение созвали и в спину напавшим ударили, – вкратце пересказал историю сражения Угрюм. – Получилась общая каша, все со всеми и везде резались. Но нас, знамо, больше, и на испуг не взять. Кажись, одолели. Затихает сеча. А еще в суматохе общей кто-то в ворота ворвался и стражу перебил. Ныне они наши, и драка в город перекинулась. Считай, что взяли. Войско-то все здешнее наружу сражаться вышло…

Как оказалось, ворота отбил, пользуясь удачным моментом, боярин Александр Фоминич. Его Егор и посадил наместником в освобожденном городе, наделив здешней землей и оставив в поддержку ватажников из сотен Угрюма, бояр из Галича и новгородских ополченцев. Он хорошо усвоил уроки, мимоходом данные еще осенью опытной в интригах супругой. На местах должны сидеть люди, своим положением обязанные ему, его властью поддержанные и потому, в свою очередь, готовые защищать его право на титул. Поэтому наместникам из одних княжеств он давал в подчинение бояр из других земель и обязательно разбавлял дворянство вольнолюбивыми ватажниками. Родственники, земляки, друзья всегда могут сговориться, затеять свою игру, захотеть самостоятельности. Но если каждый за себя да еще и поселился в незнакомом месте – тут новоявленному помещику не до глупостей. Тут ему еще обживаться нужно, общий язык с соседями искать и при любых спорах в первую очередь на княжескую волю ссылаться.

Разумеется, через два-три поколения новоявленные боярские роды станут земляками, сдружатся и сроднятся. Но ведь к тому времени это случится везде, и вся страна станет достаточно единым народом с общими взглядами и общим происхождением. Тут уже опять окажется не до сепаратизма.

Именно поэтому многочисленные отряды ополченцев шли узкими проселочными дорогами к самым глухим деревенькам, возвещали о смене врасти, требовали присяги и выселяли с семьями бояр, от присяги отказавшихся. Князь Заозерский не проливал их крови, просто уводил в другие места. Там, где они смогут осесть, только признав его власть и законность его правления. Среди чужаков – иначе им выжить не получится.

Простой люд никто не трогал. Узнав о прощении недоимок и освобождении от податей, крестьяне и так уже ни за что не потерпят возвращения прежнего хозяина. А уж проведав о свободе молиться по православному обычаю, они ради защиты новой власти и за вилы могут взяться.

Так же поступали новгородцы и с попами. Тех, кто, узнав об анафеме митрополита, соглашались исключить из здравиц Витовта с Ягайло и молиться за здравие князя Егория, оставляли на местах. Кто сомневался – уводили, заменяя священником из новгородской епархии.