Таня Гроттер и пенсне Ноя - Дмитрий Емец

Пипа с Гробыней неплохо ладили, хотя особенно близкой дружбымежду ними не было. Тот непродолжительный период, когда они ходили под ручку,давно уже прошел, убитый проживанием в одной комнате. И ничего удивительного.Если капля никотина убивает лошадь, то совместное проживание может убить дажемамонта.

Во многом похожие, дочка дяди Германа и Склепова все жезначительно отличались друг от друга.

Пипа была сентиментальна и порой плаксива, Гробыню сложнеевсего было назвать сентиментальной. Пипу в ярости невозможно было укротить,Гробыня же, встретив отпор, могла и отступить. Атаки Пипы были болеепрямолинейными и мощными, зато мадемуазель Склепова бывала изощреннее в мести.

Гробыня сражалась только с помощью языка или магии, неперенося рукоприкладства. Взбешенная же Пипа охотно кусалась и царапалась, апри случае могла швырнуть и стулом. Прицельно.

Пипа жила инстинктом, а Гробыня рассудком. Голова у нееотдавала приказы сердцу, но она же, как мудрый военачальник, отзывала своиприказы назад, умело спихивая ответственность на этого нерасторопногоподчиненного. Зато Гробыне порой было свойственно хоть какое-то благородство.Пипа же вообще не знала, что это такое. Хотя к молодым людям Пипа относиласьочень благосклонно и снисходительно. Так, она не отказалась помочь Ванькеспрятаться у ее родителей, несмотря даже на ту роль, которую он сыграл в судьбеПуппера.

Гробыня была тщеславна и, привыкнув выцарапывать себе всежизненные блага, любила деньги, особенно мозоли и бородавки. Пипа же вообще незнала, что такое нуждаться в чем-то. С нее вполне хватало золотых унитазовповелителя В.А.М.П.И.Р. и его кредитных карточек. Правда, здесь, в Тибидохсе,от кредиток толку не было, но привычка все равно осталась.

Гробыня умела разводить мужиков на крупные покупки ирестораны, ловко избегая неприятных последствий. Пипа же предпочитала платитьза все сама, зато ничто не мешало ей нахлобучить зарвавшемуся кавалеру наголову кастрюлю или сунуть его носом в недоеденные тефтели.

Пипа одевалась дорого и безвкусно. Гробыня одевалась совкусом, умея обрести золотую середину даже в попугайской яркости юбок и блузок.

Пипа была болтлива, но одновременно хитра и хранила тайны,как банковский сейф вклады. Гробыня же порой могла проболтаться даже и во вредсебе.

В общем и целом Пипа была более естественной, Гробыне жепорой как раз естественности и недоставало, хотя ее и выручали редкое чутье начужие недостатки и ее острый язычок.

Пипа и Гробыня все еще продолжали сплетничать, когда дверьоткрылась и в комнату вошла Таня. Шелкнув замком и откинув крышку, онапоставила футляр с контрабасом на кровать, давая инструменту просохнуть.Снаружи моросил мелкий досадливый дождь, капли которого были на Танином плаще ина ее волосах.

– Что, Гротти, проплакала весь контрабас? –поинтересовалась Гробыня.

– Не дразни меня! Кирпичи не летают. Они идут натаран, – пробурчала Таня.

Гробыня предусмотрительно замолчала. За годы совместногопроживания она уже успела усвоить, что бывают минуты, когда Гроттершу лучше недоводить. Порой даже белый маг становится опаснее гарпии, у которой отбираютдохлую кикимору.

Пипа и Гробыня смотрели, как Таня ослабляет струны ипротирает контрабас снаружи. Старинное дерево, покрытое тонким слоем лака, былоуникальным. Оно не опасалось влаги, не трескалось на солнце, не боялось морозаи всегда, даже на холодной дурневской лоджии, оставалось теплым. Еще Таняслышала от Тарараха, что, когда старый ворчун Феофил Гроттер играл, контрабаспрекрасно держал звук от самых низких до самых высоких нот и каждая чистая нотатворила магию, сливаясь в единой гармонии с ровным, как шум моря, дыханиембытия.

– Купидоны не прилетали? – с беспокойствомспросила Таня. Она все время боялась пропустить письмо от Ваньки.

– Ага! Целая дюжина! – насмешливо ответилаГробыня. – Крутились тут за окном, попрошайничали, а потом смылиськуда-то.

– Я серьезно… – сказала Таня.

– И я серьезно… Да не злись ты, не было никого. Ты жезнаешь, что вокруг купола магфордские кордоны. Понятное дело, что они не всехкупидонов перехватывают, да все равно опасно.

Таня отлично знала, что Гробыня права, но не думать о Ванькеи не писать ему было свыше ее сил. Каждый день она обязательно писала емуписьмо, а затем прятала в футляр от контрабаса, где скопилась уже целая стопка.Посылать было рискованно. Однако сегодня утром, не удержавшись, Таня все жеотправила ему всю стопку накопившихся писем разом – с купидончиком, которыйочень уж активно и даже едва ли не назойливо крутился за окном, подавая ейзнаки. Возможно, купидончик просто хотел получить работу, чтобы заслужитьпеченье, а возможно… Но об этом Таня даже думать не решалась, хотя подозрение итерзало ее всю оставшуюся часть дня… Правда, если разобраться, разве бываютшпионские купидончики? Так уж купидончики устроены, что охотнее служат магфии,чем закону.

– Все! Я устала! Пора баю-бай! – капризно сказалаПипа и, пнув ногой подвернувшийся чемодан, стала разбирать кровать.

Вскоре легли и Таня с Гробыней, но им не спалось. Танядумала о Ваньке и о Гурии. Склепова жаловалась, что ей жарко, и швыряла туфли вЧерные Шторы. Даже Пипа, которой, как она утверждала, больше всех хотелосьспать, ворочалась с такой яростью, словно хотела сломать кровать и оказаться наполу.

– Ненавижу весну… Она какая-то непонятная: то холодно,то жарко. И лето ненавижу. Я на солнце сгораю. Осенью дожди и вообще такоечувство, что все вокруг тихо подыхает… Зима еще ничего, но тоже, еслиразобраться, дрянь! – ругалась дочка дяди Германа.

Едва замолкла Пипа, как перстень Феофила Гроттера тожеукусила муха ораторства. На тренировке пламя Искристого зацепило на излете рукуТани, а перстень всегда пьянел от драконьего пламени.

– Quod cito fit, cito perit. Sensu stricto[3], –туманно изрек он.

– Дед, чего ты разбуянился? – недовольно спросилаТаня.

– Молчи, недостойная дщерь Гроттеров!.. Si tanta licetcomponere magnis[4], –огрызнулся перстень.

Внезапно Гробыня решительно села на кровати.

– Рота, подъем! Панидис паленус! – произнесла она, зажигаязаклинанием свет.

– Ты что, перегрелась? – спросила Пипа.

– Не хами хамкам, хамка! – весело огрызнуласьСклепова. – Есть у меня одна идейка. На уровне чистого бреда. Не знаю,решитесь вы или нет…