Ты будешь одинок в своей могиле - Джеймс Хэдли Чейз

– Что за «Брасс-рейл»?

– Вы что, не знаете «Брасс-рейл»? – удивился коридорный. – Ну, это большое заведение с пивом и варьете на Бэйшор-бульваре. Я туда перестал ходить с тех пор, как Анита ушла. А она не вернется, нет?

Я вспомнил лицо в крови и огромную дыру во лбу.

– Нет, – ответил я. – Не вернется.

Глава седьмая

1

Наутро я вышел из гостиницы около одиннадцати. Ночь выдалась жаркая, спал я плохо, а когда сумел заснуть с помощью аспирина и виски, то проспал уже почти до десяти.

Керман не стал меня будить, считая отдых лучшим лечебным средством для того, кто получил по голове мешком с песком. Однако мне в это не верилось: башка по-прежнему трещала, состояние было паршивое.

Выпив побольше крепкого черного кофе и забросив в организм еще пару таблеток аспирина, я принял горячий душ и только после этого почувствовал, что готов приступить к работе.

К фотографу я решил наведаться попозже. Лучше попытаться разузнать про Аниту в «Брасс-рейл», а уже потом побеспокоить мистера Луиса.

Керман удивился и спросил, не трушу ли я встретиться с этим Луисом?

– Нет, не трушу, – ответил я. – Просто хочу побольше узнать, прежде чем кто-то вышвырнет мой труп в Индиан-бэйсин. Это фотоателье – место непростое, а я прислушиваюсь к своей интуиции.

Керман тоже очень уважал мою интуицию, особенно на скачках, так что он согласился, что сначала надо сходить в «Брасс-рейл».

Он вышел из гостиницы прежде меня. Я не боялся, что он потеряет меня из виду. Керман отлично умел следовать за людьми, оставаясь невидимым, к тому же я не собирался создавать ему трудности.

Выйдя из гостиницы, я спросил у полицейского, где тут «Брасс-рейл»? Тот ответил:

– На углу Бэйшор-бульвара и Третьей, идти минут десять.

Пока он это объяснял, я рассматривал фотоателье на другой стороне улицы. В окошке над дверью горел свет, но больше ничего разглядеть не удавалось, разве что сотни глянцевых фотографий в витринах и на двери.

Я поблагодарил полицейского и отметил про себя, что в Сан-Франциско у полиции манеры получше, чем в Оркид-Сити. У нас коп, если спросить его, как пройти, в лучшем случае пошлет совсем не туда, куда вам надо, чтобы вы его больше никогда не беспокоили, а то еще притянет за оскорбление.

Клуб «Брасс-рейл» оказался обычным низкосортным заведением, каких полно в любом большом городе, где население не слишком разборчиво по части развлечений. Хозяину не помешало бы покрасить заново фасад и протереть загвазданные латунные перила. Внутрь вели три двойные распашные двери, отдельно на улице стояла касса, а в витрине красовалась куча фотографий в рамках – просто не оставалось свободного уголка.

Над козырьком кассы метровыми буквами из потускневшего хрома было написано: «Брасс-рейл». Ночью эта надпись подсвечивалась лампочками и выглядела наверняка привлекательнее, чем днем, как и само здание, поскольку в темноте нельзя разглядеть, насколько все обветшало. Еще одна утыканная лампочками надпись пониже гласила: «50 высоких загорелых великолепных девчонок».

Я прошелся вдоль витрины, рассматривая фотографии, и заключил, что ничего особенного в здешнем варьете не было. Ничего такого, что могло бы поставить на уши этот или любой другой город. Там выступали самые обыкновенные комики – лица непроницаемые, глаза бегают, костюмы кричащие. На такого посмотришь – и сразу понимаешь, какую шутку он сейчас отмочит. Девчонки тоже так себе. Свои прелести они не прятали. Стринги и деланые улыбки. На одной, впрочем, была шляпа, но это выглядело прямо-таки перебором в одежде. Пятьдесят высоких загорелых великолепных девчонок были действительно высокими, загорелыми, но весьма потрепанными.

Пока я все это разглядывал, отворилась дверь, и на солнышко вышел паренек, лицом похожий на хорька. На парне был неопрятный пиджак из верблюжьей шерсти, сдвинутая набекрень фетровая шляпа и ботинки якобы из акульей кожи, которые он явно ни разу не чистил с тех самых пор, как купил (то есть довольно давно, если судить по трещинам).

– Послушайте, а кто здесь главный? – спросил я. – Кто у вас менеджер?

Он оглядел меня, отхаркнулся и сплюнул прямо на тротуар.

– Приезжий? – спросил он хрипло.

«Видимо, охрип, пытаясь завоевать здешнюю публику старыми шуточками», – решил я.

– Да, приезжий, – подтвердил я и повторил свой вопрос.

– Тебе нужен Ник Недик, – ответил наконец артист, и лицо его при этом перекосилось.

Затем из парня вылился целый поток ругательств – казалось, что прорвало трубу. Похоже, он был не очень высокого мнения о руководителе. Истощив свой словесный запас, парень сказал:

– Вверх по лестнице, вторая дверь направо после круглого лобби. И когда повстречаетесь с ним, плюньте ему на манжеты.

С этими словами парень направился прочь от меня по улице, тяжело ступая и склонив голову вперед так, словно мозг его был слишком тяжел и не позволял ему выпрямиться.

Я недоуменно проводил его взглядом: интересно, что его так корчит?

Неподалеку торчал Керман: стоял, прислонившись к фонарному столбу, и делал вид, что читает газету. Он очень хорошо вписался в окружающую обстановку. Вообще, когда Джек изображал бездельника, у него это отлично получалось. Стоять на тротуаре и не привлекать к себе внимания очень трудно, но Керман мог проделывать это часами.

Я толкнул дверь и вошел в фойе. Пожилой чернокожий работник в рубашке с короткими рукавами и в фартуке протирал латунные перила. Тер их так, словно руки у него были очень нежные, а взгляд его бессмысленно блуждал, переходя с предмета на предмет. Судя по тому, что он не обратил на меня никакого внимания, я превратился в невидимку.

На верхней площадке лестницы оказалась еще одна дверь, которая вела в еще одно фойе, круглое. Как и указал мой собеседник в поношенных ботинках, справа обнаружилась дверь с табличкой «Контора».

Я постучал, толкнул дверь и вошел. Кабинет был маленький, захламленный и душный. Письменный стол, два железных шкафа для хранения документов, масса глянцевых фотографий на стенах – вроде тех, что красовались в витрине. Человек в рубашке с короткими рукавами сидел за столом и молотил по клавишам пишущей машинки. Молотил двумя пальцами, но очень быстро. У него была кудрявая черная шевелюра, густая щетина и такой цвет лица, какой бывает у жабы на брюхе.

А в углу у окна я увидел девушку. Раздетую: ее платье лежало на одном из железных шкафов. Белье на девушке было не очень чистое, чулки рваные. Она изогнулась в совершенно фантастической, узлом завязанной гимнастической позе: тело выгнуто назад, словно спина сломана, ноги свисают с плеч, а руки уперты в пол. Я уставился на нее,