Скорбная братия. Драма в пяти актах - Петр Дмитриевич Боборыкин

и язык русский значительно шагнули вперед, Б. М. Ф(Ɵ)едоров все еще придерживается старины, и округляет свои периоды по методе “Карамзинской речи”, не обращая внимания на то, что сам Карамзин, после прозы Пушкина, не стал бы писать так, как писал в свое время. Эта метода, как всякому известно, заключается в употреблении разного рода риторических фигур и в особенном расположении слов, по которому причастия и прилагательные имена ставятся весьма часто после существительных» [Белинский В. Г. Сочинения. В 12 тт. Т. VII / [Под ред. Н. Х. Кетчера и А. Д. Галахова]. М.: Издание К. Солдатенкова и Н. Щепкина, 1860. С. 302–303].

58

Ср., например, из дневника Ф. М. Решетникова, литератора 1860-х гг., сотрудника «Современника», запись от 7 января 1866 г. (описание событий конца декабря 1865 г.) о попытках узнать у Некрасова о судьбе своего романа («Горнорабочие»): «Перед рождеством я получил милостыню, и милостыню хорошую. В начале декабря я написал Некрасову довольно резкое письмо, что я хожу к нему не за деньгами; если бы я был богат, не стал бы кланяться, а напечатал бы роман особой книгой, не отдавал <бы> его ни в какой журнал, и в заключение написал, что я к нему больше боюсь ходить и не отдаст ли он мне роман назад. Деньги же, 65 р., он дал мне в счет статьи “Похождения бедного провинциала в столице”, которую хотел поместить сперва в октябрьской, а потом отложил до ноябрьской или декабрьской книжек. Недели через две с половиной после этого я получил из конторы “Современника” письмо, что я могу застать дома Некрасова между 12-м и 2-м часом. В письме, написанным чиновничьим тоном, тоном канцелярии директора, не было написано, для чего оно ко мне послано. Однако догадываясь, что я могу явиться к Некрасову, – пошел.

Некрасов мне сказал:

– Вы напрасно обижаетесь. Вы не поняли моих слов. <…> Ваш роман так велик, что я не могу его сразу прочитать, а прочитавши первую часть, я не могу печатать, потому что не знаю, каково будет продолжение. Я понимаю ваше положение, и я говорил вам, что я раньше декабря не могу дать вам большого количества денег. Теперь я могу дать, а когда прочитаю роман, тогда дам еще больше.

– Мне не хотелось бы брать денег вперед.

– Это ничего. Я могу вам дать сто рублей. Если в случае чего-нибудь, – вы напишете другую статью.

Что я против этого должен был сказать, когда у меня в кармане не было ни копейки денег? Ну, я и мигал глазами, и не хотелось мне брать денег, но он сказал:

– По началу, которое вы читали, я сужу, что роман годится для “Современника”, и я, как перепишут его, постараюсь поскорее прочитать его.

А между тем сколько мук я принял с этим романом. Не раз мне доводилось плакать за Елену Токменцеву, за отца ее, мать, Корчагина и прочих угнетенных и угнетаемых людей.

– Но я вас должен предупредить, что теперь я плачу понемногу. Если я по первым книжкам увижу, что журнал пойдет в 1867 г., то буду вам платить по 40 р. за лист, а если нет, то 30 р.

Он хотел запугать меня; ему хотелось тешиться надо мной. Он понимал, что мне, при настоящем положении, можно назначить и 10 р. за лист. Вот и надейся на литературу. А он еще поддразнивает меня:

– Вы бы искали службы.

От этого человека я не ожидал этого, да он и знает, что я не чиновник и меня никто не примет на службу.

Он показал мне, для очистки своей совести, переписку романа. Первая часть переписана только на четверть. Писарь захворал» [Решетников Ф. М. Дневник / Предисл. и прим. И. Векслера // Литературное наследство. Т. 3. М.: Журнально-газетное объединение, 1932. С. 178].

5 августа 1866 г. Решетников, в числе прочего, записывает об отношениях с П. В. Вейнбергом, на тот момент редактора в «Будильнике»: «Я несколько раз просил В<ейнберга> уведомить меня о статьях и издании соч<инений>, но он и не думает отвечать, а желает, чтобы я сам приехал в интендантство [где служил Вейнберг – А.Т.], где я должен буду унижаться перед сторожами» [Там же. С. 183].

В той же записи – уже в воспоминание об отношениях редакции закрытого «Современника» к нему: «<…> гг. Пыпин, Антонович и прочие не обращали на меня внимания и, бывало, когда придешь в редакцию “Современника”, боятся даже поздороваться с тобой, а разговаривали больше в другой комнате. <…> Некрасов уехал в поместье <…>» [Там же. С. 181–182].

В записи от 12 сентября, о попытке получить долг от «Искры»: «Они говорят, что нет денег, – и только. Посидишь, послушаешь разные сплетни и уйдешь или с 3 рублями, или ни с чем. <…> Но когда сидишь довольно долго, то замечаешь, что приятелям своим он дает деньги в другой комнате: возьмет бумажник, уйдет, запрет ее – и слышно: “25 р., 35 р.”…

То, что Курочкин мог бы рассчитываться со своими сотрудниками исправно, доказывается тем, что он живет на Невском, имеет хорошую квартиру, – такую, что швейцар не пустит к ней человека в грязных сапогах, как это было со мной в январе нынешнего года или раньше – не помню, имеет лакея и т. п. людей, принимает только по воскресеньям с 12 часов, ездит в театры и т. п. Хотя же он и говорит кому-нибудь не раз из его приятелей: приходите в среду – вам скажут: “Нет дома”. Раз мне жена его, женщина важная, заметила, чтобы я не бросал пепел с папироски на пол, и когда я сижу один с Вас<илием> Кур<очкиным>, она говорит: “Ах, как накурено! голова просто болит”» [Там же. С. 184].

59

Идея устроить литературный труд на новых началах была одной из наиболее устойчивых среди литераторов в 1860-е гг. Образчиками такого рода попыток был «артельный» журнал «Век», возглавляемый П. Вейнбергом [см.: Козьмин Б. П. От «девятнадцатого февраля» к «первому марта»: Очерки по истории народничества. М.: Издательство Всесоюзного общества политкаторжан и ссыльно-поселенцев, 1933. С. 11–38]. В 1865 г. ключевые сотрудники редакции «Современника» предприняли попытку осуществить ревизию бухгалтерских книг журнала для установления новых принципов оплаты труда [см.: Евгеньев-Максимов В., Тизенгаузенн Г. Последние годы «Современника». 1863–1866. Л.: Художественная литература, 1939. С. 127–137]. В 1866 г., после выхода из «Современника» (незадолго до его закрытия по распоряжению властей) ключевых сотрудников, Антоновича, Пыпина, Жуковского и Елисеева, между ними было достигнуто неформальное соглашение организовать род артели