Жена напоказ - Елена Счастная

Хотя что бы с той магией он делал? Прикуривал бы трубку от пальца?

В общем, отпрыски графа среди первых подозреваемых в желании досадить мачехе, которая получила в наследство самую лучшую и обширную часть состояния графа. Однако всё, скорей всего, не настолько поверхностно.

Далее в списке значилось несколько деловых визитов по поставкам вина и закупке продовольствия. Арендаторы…

— Ксавье де Ламьер? — Ренельд поднял на Мариэтту вопросительный взгляд, а та слегка победно улыбнулась.

Словно такого эффекта и ожидала.

«Ого-го-о! — протянул Лабьет, приподняв голову. — Знаешь, иногда я думаю, что тебе стоит поучиться у братца тому, как располагать к себе женщин. А не заставлять их тебя ненавидеть сразу поле того, как окажешься с ними в постели».

— Да, — Мариэтта легонько ударила о ладонь снятыми перчатками. — Он приезжал, как вы можете видеть, в день происшествия.

— Зачем?

Проклятье, что за излишний вопрос? И так понятно, зачем. Явно не прикупить ящик-другой вина Шато д’Амран. Но хотелось услышать, что сама вдовушка об этом скажет.

— Для рандеву. Как вы однажды весьма точно назвали визиты подобного рода, — вскинув подбородок ответила графиня. — Но, к сожалению, я в это время выезжала на винодельню. И мы не встретились.

— Печально, — Ренельд усмехнулся, отчего-то почувствовав облегчение.

— Не то слово. Мы с месье де Ламьером так приятно провели время на балу. Ваш брат исключительно интересный собеседник, — оттенок умиления в голосе Мариэтты снова ощутимо вскипятил кровь.

К чему эта демонстративность пополам с неожиданной откровенностью? Да ещё и при том, что взгляд графини остался совершенно бесстрастным.

Однако, братец решил проявить немалую прыть, чтобы приударить за ней. Это польстит любой женщине. Оказывается, все слова, сказанные им утром после бала, были правдивыми. Ксавье действительно увлёкся. Насколько серьёзно — уже можно было судить по тому, что он проехал немало миль для того, чтобы просто встретиться с Мари. Похоже, тот букет пионов, который так навязчиво пах в приёмной части покоев вдовушки, привёз именно Ксавье. Стандартно, но действенно с большинством женщин.

«Я уронил ту вазу. Сегодня утром, — лениво заметил Лабьет. — Пришлось убегать от мадам Конфетки».

— Почему? — едва не взвыл Ренельд вслух, перестав видеть, что ещё написано в списке посещений.

Что Лабьет вообще там творил? Не удивительно, что Мариэтта сегодня в весьма скверном расположении духа.

«Нет, сначала я уронил тарелку с пирожными. Ей на платье, — принялся задумчиво перечислять шинакорн. — Хотел съесть одно. Она мне не давала, а просить словами я не умею. Потом я уронил ширму, за которой она переодевалась. Случайно! Кстати, я был прав, ножки у неё что надо! И она, оказывается, знает такие слова… Стыдно сказать. А вот пото-ом уже пришлось убегать. Ну, занесло на повороте, зацепил стол, на котором стояла та ваза с цветами. Я не знал, что они от Ксавье».

— Кстати, ваша светлость. Ваш пёс разбил вазу, — вторила Мариэтта мыслям шинакорна. Как будто вдруг их услышала. Но такого просто не может быть. — Ваза антикварная. Кому прислать счёт?

Она нарочно… Ренельд вновь поднял на неё взгляд.

— Можете оставить у Тибера. Я возмещу, — процедил скупо и вернулся к списку.

Но когда прочитал ещё одно имя, что в нём значилось совершенно обыденно — среди остальных — в висках коротко стукнула кровь.

— Оли Паграйс, — повторил он вслух. И на языке тут же осела горечь. — Откуда вы знакомы?

Мариэтта наморщила лоб, явно не понимая, в чём вообще заключается вопрос. Даже переглянулась с Лабьетом, который при звуке этого имени тоже насторожился.

«Тебе точно не мерещится, Рен? — осведомился он на всякий случай. — Бессонная ночь и всё такое…»

— Оли моя сестра, — осторожно проговорила графиня.

Словно уже приготовилась к чему-то плохому.

— Но ваша девичья фамилия, кажется, не Паграйс, — дойдя до конца списка, Ренельд и его отложил в сторону.

— Я думала, вы знаете это лучше меня самой, — усмехнулась вдовушка. — Неужели до сих пор не собрали на меня досье, которое под силу поднять только портовому грузчику?

— Я на пути к этому. Ещё пара килограммов бумаг — и будет готово.

Мариэтта тихо усмехнулась и скользнула взглядом по столу Ренельда, будто хотела отыскать на нём посвящённую ей пухлую папку.

На самом же деле в мнимом досье на вдовушку пока не скопилось ни листочка. Казалось, её жизнь на поверхности — самая значимая её часть. Прибыльное дело, управление фондом мужа, имением. Борьба с родственниками за право быть полновластной хозяйкой своей жизни… Но, как это обычно бывает, копнёшь чуть глубже — и, словно муравьи из потревоженного муравейника, начинают выползать скрытые подробности. Порой весьма неожиданные. И, может даже, неприятные.

— Оли взяла фамилию матери, — оставив очередные колкости, пояснила Мариэтта. — Мать была более знатной, чем отец. Но её род обеднел, и потому она согласилась на мезальянс. Оли всегда немного… стеснялась отцовской фамилии. Некрупный земледелец, торговец овчиной. Чем тут гордиться? А Оли собиралась поступать в Санктур, где сплошь аристократы. Поэтому и… — но тут она замолчала, как будто вдруг наконец поняла, что интерес Ренельда выглядит подозрительно. — Вы знаете Оли?

«Я порой сомневаюсь, что ты и правда её знал, — подал голос Лабьет. — Такое выкинуть… Кто бы мог подумать! Подставила тебя по-полной».

Ренельд угрожающе на него глянул — и тот сразу сник. Прижал уши и демонстративно отвернулся. В том, что случилось между ним и Оли, пёс безоговорочно считал виноватой её. Но если бы всё было так однозначно… Редко когда бывает виноват кто-то один.

— Я слышал о том, что с мадемуазель Паграйс случилась одна крупная неприятность во время учёбы в Санктуре, — туманно ответил Ренельд. — Светлая часть её ауры была разрушена. И она потеряла способность заниматься магией. Это было довольно известное происшествие. О нём много говорили.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Графиня, всё больше хмурясть, разглядывала его лицо, словно пыталась отыскать на нём отражение того, что он не собирался ей рассказывать. Более того — сам не хотел лишний раз вспоминать.