Спасти «Скифа» - Андрей Анатольевич Кокотюха

заперта на ключ, но дверь легко взломали. На место выехал сам начальник гестапо, он-то и определил опытным глазом полицейского: здесь шла борьба, и кто кого победил, можно только догадываться.

С выводами Хойке о том, что Яровой не сбежал, а был похищен, вот только кем – непонятно, Брюгген согласился. Что-то подсказывало ему: беспалого уже нет в живых. Что косвенным образом подтверждало правоту слов Гайдука – пути отхода для диверсантов и также Скифа, который должен к ним присоединиться, если этого уже не случилось, есть кому готовить.

Начать охоту сейчас, вслепую, опять устраивая бесполезные облавы, начиная бессмысленный гон, – вспугнуть дичь.

Пускай в самом деле диверсанты успокоятся. Поверят в свою удачу и в то, что всех перехитрили. Вот тогда накрыть их станет намного легче, ведь они зашевелятся, начнут действовать, и не смогут не проявить себя в старательно обложенном городе.

Кнут Брюгген принял вариант, предложенный пленным диверсантом. Объявить его убитым – впрямь самое разумное пока решение.

Оставалось отдать Хойке соответствующие распоряжения, пусть подключает свою агентуру.

10

Нужно было поспать хоть несколько часов.

Сотник, не сомкнувший глаз с позавчерашнего вечера, все-таки успел прихватить немного в машине, пока ехали по тылам до Харькова. Сон, конечно, нельзя назвать крепким и спокойным, однако в отличие от Чубарова командиру удалось недолго отдохнуть. Максим же держался на ногах уже больше тридцати часов и совсем не ощущал себя бойцом.

Поспать решили, пока Аня Сорока сходит в казармы и вернется обратно. Прачкам разрешалось брать белье на дом, даже лучше, если молодые женщины не торчат на виду у солдат целыми днями с голыми до локтей руками и подоткнутыми для удобства подолами юбок. Как раз накануне Анна выстирала очередную партию, а офицерское – даже успела отутюжить. Нужно было с утра прогуляться до казарм, все сдать, нагрузиться новым тюком и возвращаться обратно. Заодно Аня могла узнать какие-нибудь новости, так что до ее возвращения все равно ничего не произойдет. Решив так, Михаил и Соловей устроились в дальней комнате, прямо на полу, и оба уснули практически сразу, как только головы коснулись положенных вместо подушек собственных сапог.

Ольга решила дать наконец отдых организму майора Крюгера: теперь, когда рядом двое крепких опытных мужчин, она могла позволить себе не глушить немца алкоголем. Тот, получив неожиданную передышку, сначала от души напился воды, потому пообщался с Ольгой, пытаясь понять наконец, что вокруг происходит, и очень удивился, когда та объяснила, для чего именно двое суток напропалую вливала в него эту крепкую вонючую дрянь. Даже признался: как разведчик, высоко ценит находчивость фрейлейн.

О дальнейших планах Крюгер не спрашивал, держался спокойно и уверенно: по его мнению, фрейлейн разведчице все равно не удастся выбраться из города, разве только захватить танк и ринуться на прорыв. Скифу не хотелось его разубеждать. Она отдавала себе отчет: чем дольше станет говорить об этом, тем меньшей будет ее уверенность в успехе второго этапа операции. А потеря такой уверенности – уже частично игра на собственное поражение.

Потому Ольга оставила Крюгера отлеживаться, а сама вернулась к спящим, не найдя для себя ничего более полезного, чем охранять их сон.

Анна вернулась к полудню, и оба мужчины проснулись разом, не успела девушка войти в квартиру. Просто скрипнула входная дверь – и вот спавшие мгновение назад глубоким сном Сотник с Чубаровым уже сидят на полу, держа наизготовку пистолет и автомат.

В первый момент Аня даже испугалась наставленных на себя стволов, с тихим вскриком уронила тюк с бельем, но тут же облегченно выдохнула и, не сдержавшись, широко перекрестилась.

– Что? – коротко спросил Сотник.

Девушка не спешила с ответом. Присев на табурет, убрала с лица выбившуюся из-под косынки прядь волос. Теперь и Ольга заметила: Сорока вернулась с дурными вестями.

– Что там, Аня? – поинтересовалась нетерпеливо.

– Женщины наши, ну, тоже стирают которые… – Анна явно подбирала слова. – В общем, в городе стреляли ночью. Мало ли – почти каждую ночь стреляют. Только на этот раз где немцы, а где – полицаи бахвалились: русские… ну, наши, значит, диверсантов прислали.

– Так, – кивнул Сотник. – Что с теми диверсантами?

– Одного на месте убили. Другого рано утром сегодня в тюрьме расстреляли.

– Расстреляли? Так и говорят? – уточнил Михаил.

– Ну, не прямо так… Я слышала от одной бабы, которая сама вроде слышала от соседки, у которой мужик в полицаях: тому, другому… нашему, в гестапо гаплык. Вот я и поняла себе так, что убили…

– Или сам… не выдержал… – прибавила Ольга.

– Еще чего говорят? – продолжил Сотник.

– Говорят – добре, мол, что диверсанты никого из немецких солдат и господ офицеров не успели убить. Иначе опять по городу расстрелы бы пошли. Немцы это умеют и любят. Чтобы люди наших ненавидели и не помогали им.

– Понятно… Из-за них, значит, расстрелы по городу и прочие карательные операции, – подытожил Сотник. – Больше ничего?

– А тебе мало, командир? – встрял Чубаров. – Двух боевых хлопцев за фук потеряли! – он погрозил пистолетом в сторону занавешенного окна, спрятал оружие в карман. – Ладно. Помянуть бы надо…

Сотник не возражал – ждал реакции Скифа. Во взгляде капитана Ольга угадала если не враждебность, то уж точно – неприязнь, замешанную на отголосках утреннего разговора, молча прошла в кухню, вернулась с початой бутылкой и кружками.

– Фриц не допил? – кивнул на бутылку Чубаров.

– Между прочим, старший сержант, его в самом деле Фрицем зовут. Майор Фриц Крюгер.

– Очень интересно…

Максим подошел к столу, плеснул самогону в кружки. Их было две, одну пододвинул на край, Сотнику, а когда тот взял – выпил, ничего не говоря, приложил к лицу рукав немецкой гимнастерки, вдохнул несколько раз, вопросительно посмотрел на женщин.

Анна протянула руку к кружке, и Чубаров налил ей сам, немного меньше, чем себе. Ольга, понимая особую важность этого момента для разведчиков, тем не менее выдавила из себя, стараясь не смотреть на Соловья:

– Не пью. Вообще не пью, не могу. Извините…

– Как же ты держалась тут, а, сестренка? – оскалился Чубаров. – Трезвая-то?

– Именно потому и продержалась столько времени, – тон Ольги снова сделался сухим. – О живых думать надо. Я так понимаю, руки теперь у нас у всех развязаны.

– Чем они, по-твоему, были связаны? – вызывающе спросил Сотник. – Мы с Максимом и не собирались штурмовать местное гестапо, чтобы отбить Пашку. Или ты боялась, что он заговорит и все наши планы – к чертям собачьим? Так он знал не больше нашего! И немцы