Черная кровь ноября - Яна Витт

потому, что Айна располосовала бы за это когтями в кровь – и яд ее еще долго заставлял бы короля фейри корчиться от боли.

Она была болотной ведьмой – огоньком, обманкой, полянкой с ярко-зеленой травой в окружении темных елей. Но едва ступишь туда – провалишься в черную глубину.

Туманом – густым и вязким.

Засасывающим Ирна в темные объятия.

Айна…

– Мир ждет нас, Айна, – шепчет Киндеирн. – Мир ждет нас обоих. Вернется корона на мою голову, сердце – в грудь, а волшебный народ будет кровь от крови моей – и, значит, никто не сможет меня больше предать.

– Король мира не знает, что сила сердца разрушит все, что ему дорого, в три удара, – продолжает он лихорадочно. – Раз – их женщины прозреют и вырвутся из рабства. Два – зелень захватит мир, заполонит города – сплетутся ветви, обовьют столбы. Мох расползется и сожрет плесень.

– Три – и половина обитателей мира превратится в низших фейри, – говорит Киндеирн, чувствуя, как бьется сердце пульсом в подушечках пальцев. – Был бухгалтером – зарывай горшочек с монетами под радугой, был парикмахером – плети косички коням, был поваром – пеки имбирное печенье и разбрасывай крошки.

План победы так прост, а сама она так близка – что Ирн тянет время, играя в предвкушение. Растягивает прелюдию войны, насыщая ее страстью.

– Айна… – шепчет он, чувствуя, как тело наливается ярким солнечным светом, который непременно надо излить во тьму болот.

– Я – Кристина.

Он шагает через поле, звенящее болью и разрушением, тело гниет, горит, распадается на части – но ее голос останавливает Ирна на полпути.

Запах гари и тлена, пульсирующая боль, кости из-под нарастающей кожи…

Он не может двинуться дальше.

Пока не скажет заклинание.

Пока не даст ей верное имя.

– Кристина.

Кровь зовет, вьет веревки из желтого тумана, рывком притягивает к этим нежным губам.

Ирн пьет ее.

Пьет душу, которую любил десять тысяч лет назад.

Кровь Айны начинает сиять в венах смертной, стремиться к тому, кто был ее жизнью.

И когда она приливает к коже, Ирн не выдерживает.

Он сдается ей в плен.

Падает на колени и поднимает голову, глядя снизу вверх на свою королеву.

Пальцы Кристины дрожат, когда она зарывается ими в сияющие золотом волосы. Взгляд туманен – ее нет, есть только память той, что уже не вернется никогда.

Ирн поворачивается за ней, как цветок за солнцем, откидывает голову, ловит пальцы губами, кладет ладони на узкие девичьи бедра. Под их жаром одежда тает, как сахар под дождем.

– Кем ты меня хочешь видеть? – шепчет он.

Грозным воином?

И кожа его покрывается черной чешуей и перьями, выстреливают изо лба витые рога, а взгляд наливается алой яростью.

Величественным правителем?

И золотой плащ падает с плеч, а волосы свиваются в корону.

Беспечным танцором?

И кожа Ирна становится белоснежной, глаза сияющими, а тело – гибким и ловким.

А потом все, абсолютно все, осыпается с тела Ирна, оставляя его обнаженным, стоящим на одном колене. Он обнимает пальцами лодыжку Кристины, ставит ее ступню себе на плечо и, бросив искристый взгляд на ее завороженное лицо, склоняется и раскрывает языком лепестки цветка между ее ног.

Вкус ее – слаще всех медовых нектаров, выпитых им за долгую жизнь…

– Нет!

Кристина отскакивает в сторону, чуть не попадая в область, звенящую смертью и болью. Ирн еле успевает схватить ее. Его глаза туманны – ее огромные и испуганные. И очень-очень чистые.

Она отталкивает его, закрывает ладонями грудь и чресла и мотает головой.

– Кто ты и зачем это делаешь?!

– Ты моя жена, – говорит Ирн.

– Я не твоя жена, а жена Алексея!

Ускользающий сладкий туман надо удержать – любой ценой.

Но поздно, поздно.

– Ты же чувствуешь, что ты моя, – в недоумении хмурится Ирн. – Айна…

– Кристина!

– Какая разница? – раздраженно отзывается он. – Ты смертная, но в тебе кровь моей возлюбленной. Конечно, ты будешь со мной. – В его тоне – ни тени сомнений.

– Не буду.

– Будеш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-шь… – Шипение из уст Ирна собирается в густой туман со сладким привкусом, который окутывает Кристину, услужливо прикрывая ее наготу, но – дурманя голову. Мороку смертные сопротивляться не могут. «Зуд плоти» – так называют его маленькие похотливые феи, которые изобрели дьявольское заклятье.

Никто еще не мог устоять перед искусом. Мужчины обнажали мечи, женщины раскрывали ножны – и фейри насаживались на них и вонзались, ломая все, что смертные считали своими незыблемыми принципами.

Не бывало такого, чтобы…

– Я замужем. – Кристина смотрит прямо, хотя губы подрагивают, а соски, прижатые краем ладоней, упираются твердыми шариками.

– И ЧТО?! – громыхает Ирн, разозленный ее упрямством. Он бьет магией наотмашь, алые капли разлетаются, словно человеческая кровь.

Глаза Кристины застилает муть… которую тут же смывает чудовищный ужас.

Одно мгновение обманывает ее, убеждая, что она уже стонет под ударами меча Кровавого Короля. В другое – она приходит в себя и чувствует облегчение. Только иллюзия.

– Нет, – говорит она. Твердо и почти спокойно. – Я не могу. Киндеирн, да?.. Я верно запомнила? – Она прикусывает губу еще сильней. – Я хочу. Очень хочу. – Голос ломается на последнем слоге. – Но я иначе воспитана. Моим телом владеет только муж. Я венчалась. Клялась.

Ирн откидывает голову, глядя в каменный потолок. С него начинает сыпаться пыль – бетонные перекрытия не выдерживают ярости Истинного Короля. Скрип и грохот, скрежет железа о железо заполняют подвал адской какофонией.

– Принеси мне сердце. – Ирн с трудом сдерживается, чтобы не взорвать здание изнутри. – Принеси мне сердце, девочка, а с твоими клятвами мы разберемся потом.

– Это я, наверное, могу… – бормочет Кристина, отступая.

В последнюю секунду перед тем, как она протискивается в узкую щель двери, из пальцев Ирна вылетает плотный лоскут тумана, который обвивается вокруг ее тела тонким белым платьем.

44. Кристина

Пальцы дрожали.

Заходилось диким стуком сердце, пока Кристина мчалась вверх по ступеням.

Воздух рвался из груди короткими всхлипами.

Как же ей хотелось вернуться обратно и коснуться этого опасного и влекущего существа! Но еще больше – выполнить приказ и принести сердце, которое бьется под ее прикосновениями чистой любовью.

Хотелось…

Бежать прочь отсюда как можно дальше, чтобы не быть его игрушкой.

Остаться и разобраться, почему рядом с ним так тепло и прекрасно.

Свернуться калачиком где-нибудь в темном углу, накрыть ладонями живот и чувствовать, как внутри пульсирует свет – еще крошечный, но уже горячий. С запахом летнего луга и острым вкусом свежесорванной лесной земляники.

Кристина замерла посреди лестничного пролета, прислонилась к стене и закрыла