Эринеры Гипноса - Елена Бычкова

– Конечно, – сказал Руф, облокачиваясь на потертый валик дивана. – Кому здесь она не знакома. Раньше этому роду принадлежал весь город. Но со временем их влияние сильно уменьшилось. Теперь живут закрыто. Скрытно, я бы даже сказал. Почему интересуешься ими?

Я не ответил, погруженный в свои мысли. Если бы я был дэймосом, пленил бы кого-нибудь из работников дома, записал приказ в подсознание и отправил в резиденцию Сотеров, велев прихватить личную вещь родственника Лонгина, а затем принести мне. Раньше я поступал именно так. Еще можно залезть самому. Но это уже глупый риск.

Руф поднял кофейник и вновь наполнил мою опустевшую чашку.

Ладно, время на размышления еще есть. Пора заняться более выполнимыми делами.

– Я хочу встретиться со сновидящим, который работал с тобой.

– Можно устроить, – ответил Руф, поразмыслив. – Я позвоню ему.

Он достал свой старый телефон, вошел на кухню, прикрыл за собой тонкую створку. Но из-за хлипкой преграды я все равно слышал его голос.

– Да, Левк, это я… По делу. У меня здесь сидит сновидящий. Хочет с тобой побеседовать. Из Полиса… Нет, я предупреждал. И ты… Нет. Никто не собирается вас контролировать. Нет, сам ты погоди!

Разговор пошел на повышенных тонах. Я поднялся с кресла, открыл кухонную створку, привлек внимание Руфа щелчком пальцев, демонстрируя ему флэш-карту, и многозначительно ткнул в телефон. Хозяин дома кивнул, показывая, что понял мой намек, и прикрыл микрофон ладонью.

– Скажи, что у меня его вещь, и, если он отказывает мне во встрече в реальности, я приду к нему в сон.

Руф не без удовольствия повторил мои слова. Его собеседник помолчал, затем бросил что-то кратко и отключился.

– Встреча сегодня. Через три часа. Он будет ждать.

– Отлично.

– Оазис Таманассет. Если выедем сейчас, как раз успеваем. – Он достал из-за дивана свою трость.

– Руф, ты можешь меня не сопровождать. Я доберусь сам.

– Исключено. Я еду с тобой.

– Слушай, это далеко и муторно…

– Не надо считать меня старой развалиной. По городу лучше не перемещаться без содействия местного.

Я хотел сказать, что вряд ли могу рассчитывать на его помощь, даже если кто-то решится напасть на меня… Но не сказал.

– Руф, еще раз, ты – остаешься. Я поеду один.

– Не указывай мне, что делать, – резко ответил он. – Я тебе в отцы гожусь.

Я открыл было рот, чтобы озвучить свой настоящий возраст, если уж он приводит его в качестве главного аргумента…. Однако не стал ничего говорить и по этому поводу.

– Ладно. Хочешь тащиться по жаре на другой край пустыни – твое дело.

До оазиса Таманассет мы добирались на машине Руфа. Территория была отделена от резервации белых пыльным, жарким отрезком серо-желтых барханов.

Казалось, пустыня хотела слизнуть старые полуразрушенные дома окраин обоих районов, но так и прилипла серым, песчаным языком к грязной, запутанной паутине улиц, напоминающих термитник. Глиняные заборы выше человеческого роста сменялись стенами зданий с крошечными окошками под самой крышей и неизменными бетонными столбами недостроенных этажей. Лестницы со сбитыми ступенями вели с одного уровня дороги на другой. На каждой более-менее широкой улице возникали стихийные рынки. Под драными навесами лежали груды медной посуды, дешевые украшения, фрукты, ткани, рыба, над которой роились мухи, клетки с курами.

И, как насмешка, в ряду глиняных коробок зданий – античный храм, превращенный в свалку. Колонны, до половины заваленные гниющим мусором, в нем обломки статуй с разбитыми, изуродованными лицами, мраморные стены со следами от пуль исписаны ругательствами. Крыша провалена.

По улицам, несмотря на жару, слонялись горожане. Торговались, просто сидели на земле, провожая бессмысленными взглядами ползущие среди заваленных отбросами обочин машины, шумно играли в сенет[10].

Я не увидел ни одного белого лица.

Руфу пришлось покрутиться по городу, чтобы найти место для парковки. Он загнал машину в тенистый переулок, провонявший мочой и помойкой, приткнулся рядом с двумя помятыми «таирами» и выбрался наружу, захватив свою трость.

– Здесь недалеко, – сказал он мне, запирая дверцу со стороны водителя. – Пройдем пешком.

Остервенело трещали цикады, казалось, их тоже сводила с ума жара. Мусор на тротуарах был спрессован до плотности глины. Посреди мостовой грызлись собаки из-за окровавленной требухи. Жирные зеленые мухи взлетали над протухшими отбросами.

Руф покосился на меня, пытаясь понять, какое впечатление производит на его гостя пейзаж. Но я видел райончики и похуже.

Возле одного из старых домов с провалившимися окнами сидели дети. По очереди бросали об стену кости от бараньего позвоночника и в зависимости от того, как те падали, боком или на четыре ножки костяных отростков, начинали радостно вопить или, наоборот, разочарованно подвывать.

Когда мы проходили мимо, мальчишки прекратили игру и угрюмо уставились на нас. Черные глаза из-под косматых волос, падающих на чумазые лица, следили за каждым нашим движением. Но сами они молчали и не двигались.

Тишина была полной, лишь где-то вдалеке слышался рокот машин.

А потом я услышал за спиной невнятное бормотание. И что-то ударило меня по лопатке. Очень твердое. Под ноги покатился камень, как раз такой, каким хорошо кидаться в людей – удобно ложится в руку.

Я наклонился, поднял его и развернулся стремительно. Они не успели метнуть в двух белых чем-то еще. Мальчишка, выбежавший на середину улицы, чтобы лучше прицелиться, замер, когда я встретился с ним взглядом. Видимо, что-то в моих глазах лишило его былой лихости и уверенности. Искушение запустить в ответ его же снарядом было велико. Чтобы почувствовал на себе, каково это, когда в тебя бросают камнями. Но вместо этого я показал ему осколок булыжника, зажатый в кулаке, и произнес:

– Целился в собаку, а попал в волка.

Но не на обычном разговорном ходемуни, а на его сложном литературном аналоге. Языке имамов и шейхов, очень отдаленно напоминающем наш койне.

Еще секунду подержал обломок на виду у маленького агрессора, а затем неторопливо убрал в карман.

Мальчишка разинул рот, шагнул назад, едва не упал, зацепившись за неровность на дороге, и с воплями бросился бежать прочь. Его приятели припустили следом.

– Что это было? – нахмурился Руф, настороженно наблюдающий за устроенным мной спектаклем.

– Напомнил, что нельзя давать незнакомцам свои вещи или вещи, которые подержал в руках. Они все рассказывают друг другу страшные истории о людях, которые умирали во сне, оскорбив самого обычного на первый взгляд человека.