Эринеры Гипноса - Елена Бычкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Руф встречал меня в зале прибытия. Одинокий пожилой человек сидел на скамье, рассматривая выходящих из ворот. Суровое лицо в морщинах, неестественно прямая спина, недорогая добротная одежда. Пожалуй, я мог представить, каким он был в молодости. Сколько ему лет?.. События, о которых рассказала Талия, произошли не меньше чем полвека назад. Самому Руфу тогда было около двадцати или чуть больше. Значит, сейчас этому человеку за семьдесят. Но выглядел он значительно моложе. Конечно, не генетическая модификация, но кровь Полиса давала долголетие и бодрость.
Я подошел.
– Добрый день, Руф.
Он окинул меня быстрым, оценивающим взглядом. Явно сверялся с описанием в мысленной картотеке и, как только сходство было установлено на сто процентов, встал, опираясь на трость.
– Аметил?
– Просто Мэтт.
Я подал ему руку, и он сжал мою ладонь. Когда люди дотрагиваются до меня, я могу очень многое узнать о них. Их уверенность, зажатость, радость, холодность, энергичность, симпатия или антипатия переставали быть секретом практически мгновенно.
Руф устал, но боролся с этой физической усталостью. Воля, стремление к цели держали его. А также привычка быть в форме.
– Ты без багажа? – спросил он, еще раз осмотрев меня.
– Лишние вещи – лишняя забота, – ответил я с улыбкой.
Мы направились к выходу. Просторные залы ожидания с рядами стульев были залиты ярким электрическим светом. И как везде на востоке, сверкали зазывными огнями прилавки.
Золото – массивное и вычурное, дорогая техника, шеренги тяжелых флаконов с парфюмом, на отдельных стендах медленно поворачивались, сверкая полировкой, автомобили последних моделей.
Похоже, с тех пор как я был здесь в последний раз, порт перестроили. Расширили уж точно. Появился закрытый для простых людей лодж под названием «Золотой орикс», добавилось бутиков, ресторанов и стоек для зарядки новейших коммуникаторов…
– Впервые в Александрии? – Руф заметил, с каким интересом я поглядываю по сторонам.
Он говорил на койне очень чисто, но я улавливал в его речи легкий акцент. Намек на примесь другой культуры, в которой он вырос.
– Нет. Уже бывал здесь.
– Когда?
– Давно.
Мои ответы можно было посчитать небрежными, если бы не мой веселый, дружелюбный тон, который скрашивал первое впечатление невнимательности к спутнику.
Вокруг было многолюдно. Черными тенями проплывали женщины, облаченные в абайи и никабы, полностью закрывающие тела и лица. Из-под подолов верхней одежды иногда выглядывали зеленые, желтые, красные шелка нижних платьев. На сгибах рук, затянутых в такие же черные перчатки, висели брендовые сумочки. Их мужчины в белых куфиях с черными кольцами агалями, неторопливые, с громкими голосами, перстнями на мясистых пальцах и дорогими коммуникаторами.
Густые запахи мускуса и амбры окутывали их – и окатывали всех, попадающихся на пути.
Я заметил, что Руф крепче сжимает трость, проходя мимо них, и держится неестественно прямо.
– План такой, – произнес он отрывисто. – Придется спуститься в Массар. – Спутник сделал паузу и пояснил: – Это подземная ветка дороги. Сейчас в городе пробки, такси лучше не брать. Простоим часа три, пока доберемся. В моем районе есть приличные недорогие отели, но лучше остановиться у меня.
– Разумно, – откликнулся я.
– Долго планируешь здесь пробыть?
– Не знаю. Как пойдет.
В залах ожидания почти все места были заняты. Толпы людей сидели на полу у стен – в основном мужчины в потрепанной одежде, смуглые до черноты, с быстрыми, скользящими взглядами блестящих оливковых глаз. Дешевая рабочая сила переправлялась из одного района Александрии в другой за счет нанимателя.
Нам обоим хотелось поговорить о деле, но каждый из нас знал, что этот разговор не для посторонних ушей. Поэтому, обмениваясь ничего не значащими комментариями, мы неторопливо продвигались к выходу, следуя указателям.
– Кофейня на углу Кусхуба сохранилась? – спросил я.
– Не помню такой, – ответил он, нахмурясь. – …Доехал нормально?
– Вполне.
За столиками кафе сидела группа говорливых чернокожих женщин. Их яркие до рези в глазах наряды переливались словно неоновая реклама, скрывая под многочисленными складками обилие плоти. Огромные тюрбаны с бантами и цветами, скрученными из ткани, потрясали воображение. Я уставился на жительниц южных районов Александрии, они – на меня. Настороженно, хотя и не без любопытства. Я чувствовал на себе их взгляды до тех пор, пока мы не спустились на нижний уровень порта.
Вагоны первого класса уже были заперты. Выходы к ним открывались только из залов ожидания бизнес-класса. Остальная публика торопливо занимала места попроще, заходя с платформы, выложенной плиткой с одинаковым пестрым рисунком – закрученные линии: синие и зеленые. Сложнейшие куфические надписи, заключенные в медальоны, выглядели дополнительным декором. Присмотревшись, я понял, что забыл еще не все уроки Феликса и даже могу прочесть некоторые слова.
Вязь более простого и распространенного стиля насха на указателях сама казалась повторением одного и того же узора.
Мы с Руфом вошли в вагон, и дверь за нами захлопнулась. Плотная толпа дышала сладковатым душком семян дурмана, прогорклым жиром, приторными духами…
Я легко почувствовал настроение людей. На нас смотрели неодобрительно, однако пока еще не враждебно.
Свободных сидячих мест больше не было, и мы со спутником остались стоять, держась за поручни. Состав тронулся – и устремился вперед.
– Ехать недолго, – сказал Руф. – Полчаса, не больше.
Ну еще бы. Эти подземные пути построены по технологиям Полиса. Иначе всем пришлось бы трястись сутками по пустыне от одного оазиса до другого.
Вагон качнуло. Я по инерции слегка подался назад и тут же услышал за спиной гневное восклицание. Оглянулся и понял причину недовольства. Прямо за мной стояли три женщины, с ног до головы закутанные в черное, и я случайно оказался к ним ближе чем на шаг. Возмутительное неуважение.
Ко мне уже пробивался мужчина, сопровождающий их, глаза налиты кровью, на лбу набухла жила. Ну как же, белый чужак покусился на достоинство его спутниц. Ему очень хотелось выкинуть меня из вагона на полной скорости.
Руф попытался оттеснить меня в сторону, чтобы принести извинения или отойти подальше.
– Подожди, – бросил я ему, глубоко вдохнул, будя в глубине души негодование, граничащее с гневом, и повернулся.
Впился взглядом в расширенные зрачки оскорбленного мужчины и произнес с величайшим презрением:
– Не хочешь, чтобы к тебе и твоим женщинам приближались, езди на личной машине.
Он увидел в моих глазах ярость и уверенность сильного хищника. Выражение его лица тут же изменилось, став приниженно устрашенным. Он отшатнулся, забормотал извинения и поспешил отвести спутниц подальше от бешеного белого.