Страшные истории. Городские и деревенские - Марьяна Романова

Однажды к некому богачу подошла нищая старуха, упала на колени прямо в уличную пыль и протянула раскрытую ладонь. Дело было в одном из городков южноамериканского континента, куда богач приехал на переговоры.

В то утро у него было дурное настроение, и он отпихнул попрошайку — да так грубо, что та повалилась навзничь. И сказала она в его удаляющуюся спину: «Зря ты так со мной. Через три года и три дня родится у тебя красавица-дочь, которую ты будешь любить, как никого и никогда не любил. Будет украшать она жизнь твою до своего совершеннолетия, а в этот день потеряешь ее навсегда!»

Последних слов богач даже не слышал, но и первые его не впечатлили — он не был суеверным, к сорока пяти годам имел за спиной уже четыре брака, так что новых жен и, тем более, детей впускать в свою жизнь никак не планировал. Однако сопровождавший его гид побледнел и затрясся от страха.

— Эту старуху зовут Херума, ее тут у нас считают могущественной колдуньей, — сказал он. — Надо вернуться и уговорить ее принять деньги — столько, сколько она попросит. А то быть беде.

Богач разозлился еще больше и гида уволил. Решил, что тот работает в одной команде с мошенницей.

Прошло время, он и думать забыл и о том городе, и о той старухе. И вот однажды на какой-то вечеринке встретилась ему молодая женщина невиданной красоты.

Богач, как и все мужчины его статуса, был искушен в вопросах эстетики женского тела — в его постели (а иногда и сердце) побывали ярчайшие красавицы эпохи. Однако та женщина покорила его настолько, что спустя считаные дни он предложил ей руку и сердце.

А еще через год родилась у них дочь, красавица же в родах умерла. И горе богача было бы бескрайним, если бы не дочь, которая выглядела как сошедший с небес ангел. Лицо ее не было по-обезьяньи сморщенным, как у других младенцев, и смотрела она осмысленно и серьезно, как будто бы в свои несколько часов от роду уже знала что-то очень важное о тайнах бытия.

Девочку назвали Аннабель, и богач души в ней не чаял. У него были и другие дети, уже взрослые, но никогда он не чувствовал ничего подобного — такой тонкой нежности, такой окрыляющей любви, такой жажды отдавания без даже мысли о том, чтобы получить что-нибудь взамен.

Аннабель росла еще и умницей — всегда была первой и в точных науках, и в гуманитарных, прекрасно ездила верхом, играла на скрипке, танцевала рок-н-ролл и сама, по гранту, поступила в лондонскую школу искусств.

И вот наступил день ее совершеннолетия, и богач закатил пир на весь мир. Он готов был бросить к ногам дочери весь земной шар — от звезд Непала до огней Парижа, но ей захотелось отметить день рождения в небольшом городке на южноамериканском континенте. Странное желание, однако, поскольку у Аннабель с младенчества был легкий нрав и капризов за ней не водилось, богач решил подчиниться.

В выбранном дочкой городке был арендован замок с каменными лестницами, пустыми башнями и сыроватыми подвалами, приглашены шеф-повара из лучших мишленовских ресторанов, и акробаты из цирка дю Солей, и цыганский ансамбль, и три сотни человек гостей. Это был волшебный вечер — Аннабель дарили брильянты, арабских лошадей и винтажный чайный фарфор, который помнил прикосновения губ королевских особ.

И когда вечеринка была в самом разгаре, лучшая подружка Аннабель, которая училась с ней же, отозвала ее в сторонку. Девица была, что называется, «бедовая» — из талантливых саморазрушенцев. Выбритые виски, ирокез выкрашен в ярко-красный, всегда при себе бутылка хорошего виски, из которой она отхлебывает полудемонстративно, радуясь презрительному недоумению ханжей. Какие-то странные романы на одну ночь — когда в начале вечера горят глаза и клянешься, что наконец встретил ту самую улыбку, которую хочешь видеть до седых волос, адресованную тебе и вашим общим детям. А на рассвете уходишь, не почистив зубы, чтобы шум воды не разбудил его — чтобы не прощаться, не оправдываться, не увидеться больше никогда. Приключения на ровном месте — девица была из тех, кто мог пойти утром за кофе, а в обед позвонить из Парижа со словами: «Кинь мне хоть двадцать фунтов на карточку, а то я тут без денег и в пижамных штанах». По закону притяжения противоположностей, они с Аннабель нежно друг друга полюбили и с самого первого дня в академии были неразлейвода. И вот девица отозвала ее в сторонку и прошептала:

— А хочешь попробовать «веретено»? Я уже договорилась, и даже недорого выйдет.

— А что такое «веретено»? — нахмурилась именинница.

— Ну ты и не от мира сего! — не то восхитилась, не то удивилась подружка. — Это новый модный наркотик, там никакой химии. В Европе достать невозможно, только тут, потому что делается из местных трав. Вызывает сильные видения — и говорят, у всех единожды попробовавших такое ощущение, что с ними говорил Бог.

— Я не уверена, что уже созрела для разговора с Богом, — попробовала отшутиться Аннабель, — к Богу приходят, когда уже все повидали и сопоставили. А я не целовалась даже.

Но подружка настаивала:

— Ты что! Приехать сюда и даже не попробовать «веретено». Да это абсолютно безопасно. От него даже «отходняка» не бывает. А эффект длится всего пятнадцать — двадцать минут. Никто и не узнает ничего.

— Но я и курить не пробовала, ты же знаешь.

— Ну и что. Неужели тебе ни разу в жизни не хотелось настоящего приключения?

Аннабель вовсе не была уверена в том, что «новый модный наркотик» — это и есть настоящее приключение, однако глаза ее подруги сияли, и так она была взволнована, и так уговаривала, что девушка наконец сдалась.

— Ладно. Он при тебе? Давай запремся в моей спальне и попробуем.

— Нет-нет, мы должны спуститься в подвал. Там нас уже ждет женщина, дилер.

— А где ты откопала тут дилера? Мой отец строг к подобным вещам. Ты уверена, что она не какая-нибудь проходимка?

— Да ее тут все знают, Херума ее зовут. Считается чем-то вроде колдуньи — бред, конечно, но местные такие темные, по их ушам любую лапшу развесить можно. Суеверный народ. На самом деле, она травница. Тут вся золотая молодежь у нее затаривается.

Девушки спустились в подвал. У Аннабель с самого начало было какое-то… предчувствие. Цокольные этажи замка выглядели совсем не так празднично, как залы, освещением и украшением которых занимались нанятые отцом дизайнеры. Здесь было сыро, прохладно. Каменные стены, кое-где поросшие мхом. Где-то вода капает. Коридоры узкие, заплутать можно. Но подруга вела ее уверенно, о чем-то шутила — ее будничным настроением было «предвкушение чуда» — в ее обществе всегда хотелось быть хотя бы отчасти ею. Перенять вот эту щенячью радость каждой минуты существования. И Аннабель гнала дурные мысли прочь.

И вот наконец подруга привела ее в какой-то закуток, скупо освещенный единственной лампочкой с желтоватым подрагивающим огоньком. Тут из угла навстречу им выступила старуха, от которой Аннабель в первую минуту даже отшатнулась, несмотря на то, что с детства ее обучали тонкостям этикета, — такое страшное было у той лицо: темное, глаза зияют бездонными дырами, губы съедены временем, кожа обтягивает череп, как у мумии. А подруга словно и не замечала неприятной наружности травницы — весело поприветствовала ее и даже поцеловала в висок.