Плохая девочка для босса - Полина Рей

— А я и помыслить не мог, что за всеми этими нападениями может стоять он. Сегодня вот откровением стало, что оказывается, Олег нашел себе объяснение иоткрыл охоту на моего сына. Знал бы раньше — перерыл бы все, но нашел бы… Меркулова.

Снова по комнате разлилась тишина. Такая отчетливая, звенящая, давящая со всех сторон. Дэн теперь вообще не понимал, чего им ожидать. Тем внезапнее случилось то, что произошло следом.

— Ты лжешь! — процедил Меркулов и, рванувшись к нему, вскинул руку с пистолетом. Одновременно с этим с места вскочила Юля, которая, преодолев расстояние между ней и Дэном, оказалась прямо перед ним. Он не успел ничего сделать. Только вскинул руки, чтобы отпихнуть от себя, и тут же погас свет. На мгновение Дэну показалось, что он ослеп, а когда темноту разрезала вспышка от выстрела, понял, что еще и оглох.

Он не слышал, как комнату заполонили люди, как повсеместно началась какая-то возня, только понял, что Юли перед ним больше нет. И почувствовал такой нестерпимый страх, что захотелось кричать во всю силу легких.

Но и этого он тоже сделать не мог. Просто не хватало сил.

Дэн опустился на колени и наткнулся руками на Юлю ровно в тот момент, когда включился свет. Первое, что бросилось ему в глаза — неестественно бледный цвет лица. И кровь рядом, на полу. Много крови.

Порция кислорода застряла в глотке. Воронцова не имела никакого права умирать. Только не так, не сейчас. Это после, лет через семьдесят, он даст ей уйти, когда и сам станет немощным стариком, а теперь — нет.

— Переверни ее. Задело, что ли? — процедил сквозь стиснутые зубы отец, присевший рядом.

Что происходило кругом, Дэн не знал. И знать не хотел. Ему было на это, в общем-то, насрать. Лишь бы только с Юлей все было в порядке, остальное он как-нибудь переживет. И эту историю с новоявленным дядей — в первую очередь.

Только сейчас, когда перевернул Воронцову на спину и наскоро окинул ее взглядом, заметил, что отец ранен.

— Твою мать. Серьезно? — выдохнул он, прикладывая пальцы к шее Юли.

— Нет. Царапина. Миха подлатает. А она, видимо, в обморок хлопнулась. Еще бы, столько девочка пережила.

И Дэн вдруг почувствовал совершенно идиотское желание запрокинуть голову и расхохотаться. Нервы сдавали, он уже переставал владеть собой.

— Наверное. Я на воздух ее вынесу.

Он подавил в себе неуместные потребности заржать и, подхватив Юлю на руки, уточнил у отца:

— Точно все нормально?

— Да. Как она в себя придет — уезжайте.

— Что ты собираешься делать?

— Просто уезжайте и все.

Дэн огляделся. Комната уже опустела, а он даже этого не заметил. А в доме воцарилась тишина. Зловещая, нехорошая, обступающая со всех сторон. Переспрашивать дважды он не стал — все, что задумал отец, было понятно и так. И все же не мог не прибавить:

— Может, сдадим его куда?

— Ага, чтобы он потом выбрался и тебя грохнул? Или сына твоего, например. Или дочку. Нет. Я сказал — уезжайте сразу, как только Юля в сознание придет.

И Дэн ушел. Испытывая чувство, что все делает правильно и такое уродливое ощущение освобождения, что от него по телу дрожь шла, как будто от электрических разрядов.

— Дэ-эн… — простонала Воронцова, когда Лебедев спускался с крыльца. Открыла глаза и дернулась, пытаясь высвободиться.

— Ч-шш! Я тут, рядом. Все хорошо.

— Что случилось?

Он усадил ее на скамью и сам присел перед Воронцовой на корточках. Она все еще была бледной, но, слава богу, уже пришла в себя. Только в потемневших глазах такой страх, что Дэна снова перетряхнуло.

— Все хорошо. Все живы. Ты цела?

— Да. Да, кажется. Тебя не задело? — Она подалась к нему, но покачнулась. Отец был прав — по вине их семьи она пережила столько всего, что оставалось только удивляться, как отделалась обмороком.

— Нет. Все нормально. Мы сейчас уедем отсюда, окей?

— А этот… Меркулов?

— Он ведь тебе ничего не сделал, пока я ехал сюда?

Теперь Дэна окатило ледяной волной страха. Пока он добирался к Меркулову, Юля находилась здесь одна. И один Господь ведал, что они с ней тут творили.

— Нет. Нет, ничего. Мы просто… ждали.

— Хорошо. А теперь… сама дойти до машины сможешь?

— Да. Только увези меня отсюда.

Столько доверия было в этих ее словах, что у Дэна защемило сердце. Его девочка закрыла его сегодня собой. С этой мыслью как-то нужно было свыкнуться, потому что Лебедев знал — никто и никогда ничего подобного бы для него не сделал. Ни одна баба, которые были в его жизни до Юли, даже, наверное, ни один друг. И это понимание разлилось по венам чем-то противоестественно приятным. Потому что так не должно было быть. Это он должен задницу рвать, чтобы только с Юлей все было хорошо. И он должен лоб себе расшибить, но обеспечить ей и ее родным безопасность.

— Поехали, — кивнул он и, поднявшись на ноги, протянул ей руку, в которую она тут же вложила свои хрупкие ледяные пальцы.

Юля отвернулась и смотрела в окно, а Лебедев сосредоточился на дороге. Не знал, о чем говорить, да вроде и слова были излишни. Главное, что они с Воронцовой были рядом, остальное отходило на второй план. Сейчас ему хотелось только одного — оставить все то, что было, в прошлом и смотаться с Юлей куда-нибудь подальше. Проваляться пару недель на белоснежном пляже и ни о чем не думать.

— Я же так и не добралась туда, куда была должна, — тихо проговорила Воронцова, и Дэн крепче сжал руль. Со всеми этими происшествиями он совсем забыл о том, что Юлю ждали еще и дерьмовые известия. В которых он тоже был замешан. А может, зря он мечтает о несбыточном и гораздо вернее будет избавить Юлю от своего присутствия? Ведь оно принесло ей исключительно негатив.

— Да. Не добралась, — так же тихо ответил он, не зная, что еще прибавить.

— Там ведь все плохо, да?

И Лебедев не знал, что сказать. Соврать? Но для чего? Чтобы позже она узнала плохие новости из уст тех, кому будет насрать, что именно Юля при этом почувствует?

Дэн резко вывернул руль и остановился на обочине. Безлюдная темная трасса, влажная от ледяной мороси, казалась дорогой в ад. Дворники без устали работали, а свет фар отвоевывал у черноты возможность видеть хоть что-то.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Там все плохо, — просто выдавил он из себя, поворачиваясь к Юле. Она все так же смотрела в окно, словно не было ничего интереснее, чем вот так лицезреть эту мрачную картину, в которой были только уныние и дождь. И только тонкие пальцы, которые впивались в обивку сидения с такой силой, что костяшки на них побелели, выдавали то, насколько она сейчас взволнована.