Кукла-талисман - Генри Лайон Олди

– Утонул в колодце, – объяснил я. – Прошлой зимой.

Глядя на лицо господина Сэки, я получил ясное представление о своем собственном лице в тот миг, когда я узнал о подлинной гибели скандального сына пьянчужки Нацуми.

– Это шутка? – ледяным тоном произнес Сэки Осаму.

Я развел руками:

– Разве бы я осмелился? Мальчика зовут Иоши, он упал в колодец год назад.

Некоторое время старший дознаватель молчал.

– Разойтись! – вдруг скомандовал он, перекрыв и гомон сослуживцев, и вопли монаха. – Все по рабочим местам! Перерожденца не видели, что ли? Не слышали? Живо исполнять!

Двор опустел. Даже архивариус с секретарем решили не искушать судьбу. У дверей, за которыми бесновался Иоши, мучая новое тело криками и бессонницей, остался только стражник – и то лишь потому, что не имел права оставить пост.

– Гра-мо-та! Грамота о фуккацу!

– Значит, Дракон-и-Карп? – пробормотал господин Сэки. Ответа он не ждал. – А ведь казалось, это дело – проще некуда… Вы, Рэйден-сан, человек исключительной удачи. Что говорит настоятель Иссэн?

– Мы разбираемся, Сэки-сан. Трудимся, не покладая рук. Из управы я собирался идти на встречу с настоятелем.

– В храм?

– Нет, он заночевал в городе, у знакомых. Мы назначили встречу в лапшичной, а дальше – по обстоятельствам.

– А это что?

Он смотрел на клетку с Лазоревым драконом.

– Обстоятельство, – объяснил я.

– Это же амулет! Амулет из Киёмидзу-дэра.

Вот кто знаток, изумился я. С первого взгляда определил.

– Это амулет, Сэки-сан. И в то же время это обстоятельство.

– Если я велю вам объясниться, это затянется?

Я вздохнул, стараясь в точности воспроизвести недавний вздох начальства.

– Гра-мо-та! – подтвердил из-за дверей перерожденец. – Хочу грамоту!

– Завтра, – смилостивился господин Сэки. – Завтра ко мне с докладом. С самым подробным докладом, какой только существует на свете. И со всеми этими вашими…

Он брезгливо поджал губы:

– С обстоятельствами!

Я мысленно поблагодарил лазоревого благодетеля, тихонько сидящего в клетке. Вот ведь удача! Не соврал торговец: мудрость и величие, доброта и щедрость, богатство и счастье. И еще тридцать три добродетели!

– Гра-мо-та! – неслось мне в спину, когда я кинулся прочь.

В лапшичную я успел последним.

Отец и настоятель Иссэн уже пили чай, расположившись снаружи, за отдельным столиком, вынесенным на улицу специально для уважаемых гостей. Погода выдалась чудесная: светило солнце, от туч не осталось и следа. Даже не скажешь, что зима. Лапшичная с утра пустовала, если не считать полицейского Хизэши, которому я помахал рукой. Хизэши ответил мне вялым кивком: похоже, дела у него шли не лучшим образом.

Набиваясь днем или по вечерам в помещение, люди дыханием и теплом своих тел согревали воздух в лапшичной. А так, как сейчас, было все равно, где сидеть: под крышей или за порогом.

Понимая, что выгляжу запыхавшимся торопыгой, позором семьи, не обученным вежливости, я наскоро поприветствовал отца и монаха, после чего водрузил на стол, между чашками и чайником, клетку с моим заветным дракончиком.

– Что это? – морщась, спросил отец.

– Амулет, – объяснил настоятель, спокойный как живой будда. – Амулет из Киёмидзу-дэра. Думаю, поддельный, наших умельцев. Тонкая работа, не каждый заметит.

– Удача от него тоже поддельная? – отец поднял взгляд на меня.

Монах пожал плечами:

– Удача или есть, или нет. Ее в клетку не посадишь.

– Вот! – перебил я старших, догадываясь, что позже огребу от отца славную выволочку. – Клетка! Иссэн-сан, что это за клетка?

– Клетка для дракона, – настоятель отхлебнул чаю. – С храмовой крышей. Дракон – сила, храм – почтовая станция на пути богов и будд. Сэйрю, Лазоревый дракон – благосклонность. В иных случаях – весна, расцвет. Что именно вас интересует, Рэйден-сан? Сочетание символов?

Дядюшка Ючи вынес для меня раскладной матерчатый стул.

– А если не дракон? – сесть я и не подумал. Пыхтел, сопел, восстанавливал дыхание после бега по городу. Возбуждение билось птицей в груди, просилось на свободу. – Кого еще носят в таких клетках?

– Настырных грубиянов, – буркнул отец. – К месту наказания.

Настоятель жестом показал ему, что не сердится.

– Вы никогда не видели дам с собачками? – спросил старик у меня. – Знатных дам? В таких изящных клетках хозяйки носят собачек породы хин. Эти крошечные пёсики умещаются и в рукаве, но клетка – это изысканно. Кое-кто из даймё[21] считает хинов талисманами своих семей.

Дам с собачками я не видал, но верил опыту настоятеля.

– Значит, в рукавах? – я сдвинул ладони, показывая размеры собачек, о которых говорил старик, а потом развел руки как можно шире. – А если собака большая? Здоровенная? Бывают клетки-паланкины для больших собак?

– Для преступников бывают, – заметил отец. – Которые хуже собак.

Я сделал вид, что не понял намека.

– Да, – согласился настоятель. – Вы совершенно правы, Рэйден-сан.

У моего отца глаза полезли на лоб.

– В крепких и поместительных клетках, – настоятель деликатно сделал вид, что не заметил проявления отцовских чувств, недостойных самурая, – хозяева носят бойцовых собак к месту боев. Да, это клетки-паланкины. Матерого пса несут вдвоем, а если путь дальний, то и вчетвером, чтобы не утомляться. У этих клеток храмовые крыши из плотной ткани. Это традиция, Рэйден-сан, она сулит победу.

– Носят? – не выдержал отец. – Бойцовых собак? Что за чепуха!

Грубияны, злорадно подумал я. Семейная черта.

Старик махнул дядюшке Ючи, чтобы тот принес еще чаю. Махнул второй раз, предлагая мне все-таки сесть. Я подчинился.

– Бои собак запрещены, – объяснил настоятель. – Как и любой запрет, он не исполняется. Полиция и чиновники надзора берут взятки и смотрят в другую сторону. Насколько мне известно, за четверть века наказанию подверглось менее семидесяти нарушителей по всей стране. Дюжину сослали на остров Девяти Смертей.

– Вот! – отец ликовал. – Сослали! Считай, казнили!

– Формально запрет надо соблюдать. Водить по улицам крупного злого пса нельзя, даже на поводке. Вам, Хидео-сан, это известно лучше моего. Кроме того, прогулка с очевидно бойцовой собакой – это вызов властям. Дерзость, неуважение. Можно закрывать глаза на незначительные нарушения закона, но нельзя прилюдно тыкать нарушением закону в глаза.