Цикада и сверчок (сборник) - Ясунари Кавабата
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Семена лотоса двухтысячелетней давности дали всходы, и лотосы расцвели, видела в газете?
– Да, видела.
– Значит, видела? – пробормотал Синго и после небольшой паузы: – Будь ты с нами откровенна, хуже от этого не было бы – наоборот. Ты в тот же день вернулась домой, тебе это не повредило?
Кикуко потрясли слова Синго.
– Еще в прошлом месяце ты говорила о ребенке… Я уже тогда все понял.
Кикуко, лежа на подушке, покачала головой.
– Тогда я еще ничего не знала. Если б знала, постыдилась бы говорить о ребенке.
– Вот как? Сюити сказал мне, что ты слишком целомудренна… – Увидев, что на глаза Кикуко навернулись слезы, Синго не стал продолжать. – Врачу ты больше не должна показываться?
– Завтра зайду.
Назавтра, когда Синго вернулся домой, Ясуко уже с нетерпением ждала его.
– Кикуко уехала к родителям. Ее уложили в постель… Часа в два позвонил Сакава-сан, к телефону подошла Фусако. Он сказал, что к ним приехала Кикуко, чувствует себя не совсем хорошо, и ее уложили в постель. Дня через два-три поправится, говорит, и тогда ее привезут обратно.
– Вот как.
– Попросил Фусако передать Сюити, что он может завтра приехать навестить ее. С ней там все время мать. Может, поэтому она и решила отлежаться у родителей.
– Ничего подобного.
– В чем же тогда дело?
Синго снял пиджак и, подняв голову, чтобы развязать галстук, сказал:
– Сделала аборт.
– Что? – Ясуко была ошеломлена. – Как же это, тайком от нас… Кикуко? Ужасная пошла молодежь.
– До чего же ты невнимательна, мама. – В столовую с Кунико на руках вошла Фусако. – Я, например, знала, что она это сделает.
– Откуда ты знала? – неожиданно для себя стал допрашивать ее Синго.
– Этого я не могу сказать. В общем, она решила на покое прийти в себя, окрепнуть.
Синго не нашелся что ответить.
Городской парк
1
– Что за человек отец! – Фусако небрежно составляла на поднос посуду после ужина. – С родной дочерью разводит больше церемоний, чем с невесткой, человеком посторонним. Правда, мама?
– Фусако, – одернула ее Ясуко.
– Разве я не права? Если он считает, что шпинат переварен, так и надо было сказать, что переварен. Да и не разварился шпинат в месиво, а почти весь цел. Лучше бы ему есть шпинат, сваренный в горячем источнике.
– Как это в горячем источнике?
– Разве не варят в горячем источнике яйца, а на пару – пирожки с фасолью? Я же сама привозила тебе яйца, сваренные в воде из радонового источника. Белок у них крутой, а желток – жидкий… Я ведь тебе уже рассказывала, что в Киото, в одной дешевой закусочной, их очень хорошо готовят.
– В дешевой закусочной?
– Да, в Киото есть такая. Бедняки ее прекрасно знают. Там и шпинат готовят хорошо.
Ясуко засмеялась.
– Так вот, если бы отец ел шпинат, сваренный по часам и при определенной температуре в воде из радонового источника, он был бы всегда бодр и здоров, даже если возле него не будет Кикуко-сан, – совершенно серьезно сказала Фусако.
– Мне этот разговор неприятен. Очень уж ехидно ты обо всем судишь.
Фусако, напрягшись, с трудом подняла тяжелый поднос.
– Неужели еда становится невкусной только оттого, что с нами не изволят находиться красавец сын и красавица невестка?
Синго поднял голову и переглянулся с Ясуко.
– Перестань болтать.
– Вот так всегда. Ни слова при нем не скажи, не поплачь.
– Когда плачет ребенок, ничего не поделаешь, – пробормотал Синго, почти не раскрывая рта.
– Я не о ребенке говорю. О себе. – Фусако, пошатываясь от тяжести подноса, направилась на кухню. – Если плачет ребенок, это естественно.
Загрохотала сваленная в мойку посуда.
Ясуко встрепенулась.
Послышались сдавленные рыдания Фусако.
Сатоко, взглянув исподлобья на Ясуко, убежала на кухню.
Какой у нее тяжелый взгляд, подумал Синго.
Ясуко тоже поднялась, взяла ползавшую рядом Кунико и посадила ее на колени Синго.
– Присмотри за ней.
И ушла на кухню.
Синго обнял Кунико – она была приятная, мягонькая, и он крепко прижал ее к себе. Взял за ножки. Обе ступни, маленькие и пухлые, целиком уместились в его ладони.
– Щекотно?
Кажется, девочка не понимала, что такое «щекотно».
Синго в этом не уверен, но ему помнится, что Фусако, еще совсем крошкой, когда ее клали голенькую, чтобы переодеть, и он слегка щекотал ее под мышками, морщила носик и махала ручками.
Синго старался не вспоминать о том, что Фусако и в детстве была некрасивой. Стоило ему вспомнить это, и перед его глазами возникало прекрасное лицо старшей сестры Ясуко.
Его надежда, что ребенок, прежде чем станет взрослым, еще много раз изменится, не оправдывалась, и с годами надежда притупилась.
Внучка, Сатоко, лицом как будто получше матери, так что не исключено, что уж Кунико вырастет совсем хорошенькой.
Может быть, облик сестры Ясуко воплотится в его внучках? От таких мыслей Синго стал сам себе противен.
Но как ни противен стал сам себе Синго, он размечтался: а вдруг старшая сестра Ясуко воплотилась бы в неродившейся внучке, в ребенке, от которого избавилась Кикуко, вдруг ее девочка оказалась бы красавицей, какой еще не видел свет? Эта мысль сразила его.
Синго отпустил руку, сжимавшую детские ножки, Кунико сползла с его колен и заковыляла на кухню. Она шла, выставив вперед согнутые руки, ноги у нее заплетались, и стоило Синго крикнуть ей «осторожно», как девочка тут же упала.
Она упала вперед, перевалилась на бок и немного погодя расплакалась.
Ясуко с Кунико на руках, а следом за ней и Сатоко, вцепившаяся в подол матери, вернулись в столовую.
– Отец теперь все время погружен в свои мысли. Правда, мама? – Фусако вытирала посуду. – Когда он вернулся домой и стал переодеваться, то и нижнее и верхнее кимоно запахнул справа налево, подпоясался и даже не заметил, как он странно выглядит. Вид у него был действительно странный. Такого с ним, пожалуй, еще не случалось. Что с ним произошло? Не пойму.
– Нет, однажды уже было, – невозмутимо ответил Синго. – Кикуко тогда еще сказала, что на Рюкю запахиваются кто как хочет – и справа налево, и слева направо.
– На Рюкю? Что ты говоришь? Как же это можно?
Фусако даже в лице изменилась.
– Чтобы тебя ублажить, Кикуко на любые уловки пойдет, а ты и доволен. На Рюкю! Надо же придумать такое.
Синго постарался предотвратить новую вспышку.
– «Дзюбан», как называют нижнее кимоно, – это заимствование из