Краткая история смерти - Кевин Брокмейер

По лужайке гуляло несколько десятков человек, включая парня, который пытался ехать на велосипеде по снегу, наблюдавшую за птицами парочку и компанию безумных поклонников парапсихологии, которых Линделл в последнее время все чаще и чаще встречал в городе. Шестеро ненормальных, которые держались за руки и пытались передать свои мысли Лори Берд. Он попытался разминуться с ними, пройдя вдоль внешней линии скамеек и столов для пикника. Линделл пробрался дальним углом парка, оставив позади цепочку шагов и круглый след в том месте, где он поставил ведро наземь, чтобы подтянуть брюки.

В течение последних нескольких недель он вел сам с собой долгие разговоры о конце света. Простые дискуссии, которые, если он ослаблял бдительность, быстро перерастали в бешеные споры, а затем — в стремительные воображаемые дебаты, в ходе которых разнообразные люди, иногда — судьи и окружные прокуроры, а иногда — просто безликие голоса, обвиняли Линделла в том, что он несет прямую ответственность за распространение вируса. Они утверждали, что он должен был каким-то образом остановить эпидемию или по крайней мере предупредить людей о предстоящей катастрофе. «Почему ты молчал? — упорно спрашивали они. — Почему ты не сделал хоть что-нибудь?» Но он ведь не виноват. Честное слово. Пошли к черту. Он был обычным человеком, которому довелось заключить с «Кока-колой» контракт. Пиар создает или уничтожает интерес к конкретному бренду, а потом направляет его по оптимальному руслу. Вызывать и регулировать интерес — вот и все, что делал Линделл. Какой здравомыслящий человек станет винить его за это?

Да, он мог бы нарушить клятву и рассказать прессе о происходящем, объявив, что вирус распространяется заодно с продукцией компании — «нам очень жаль», ну и так далее — но какой был бы прок? Вирус уже разошелся далеко за пределы своих изначальных векторов. Виновата «Кока-кола» или нет — остановить эпидемию вряд ли бы удалось.

Линделл не понимал, каким образом его поступки могли бы изменить итог. А ведь воображаемые обвинители требовали именно этого, не так ли? Они хотели перемен — перемен в судьбах мира — и желали, чтобы именно Линделл изобразил героя.

Они просили слишком многого. Пусть катятся к черту.

— Идите все к черту, — сказал он вслух.

Он спустился по ступенькам в проулок, которым так редко ходили, с тех пор как погода изменилась, что отдельные ступеньки почти не выделялись под снегом. Линделл держал мусорную корзину в одной руке, а другой балансировал, притоптывая и скользя по лестнице. Потом он прошел по переулку между двух высоких зданий и повернул направо, на улицу, которая, судя по всему, некогда была крупной авеню. Линделл миновал склад автозапчастей, игрушечный магазин и риелторскую контору, потом газетный киоск, магазин здорового питания и кафе-бар — все они опустели, когда началась эвакуация. Чем дальше он уходил от монумента, тем меньше попадалось людей. Снег, казалось, становился глубже и глубже.

Линделл понял, что направляется к реке. Хотя он не планировал идти именно туда, он решил, что это место вполне подходит, чтобы избавиться от тайны. Пусть вода унесет ведро из города, подальше от улиц и домов, подальше от тех, кто способен его обнаружить, а потом оно утонет в каком-нибудь озере или море, в которое впадает течение.

В детстве, если нечем было заняться вечером, Линделл ходил к ручьям и речкам, лежавшим в пределах пешей досягаемости от дома. Он швырял в воду то, что находил на берегу, — пластмассовые ложки, кукол, карандаши, палки, куски картона — иными словами, все, что способно плавать, а потом старался поразить цель камнями или комьями земли. Он называл эту игру «бомбардировкой». Линделл помнил длинные вылазки через высокую желтую траву, растущую вдоль шоссе, которые приходилось предпринимать, чтобы добраться до реки. На середине вода всегда текла быстрее, чем возле берега. Он помнил день, когда поймал на мели пескаря, сунул в бутылку из-под колы и крепко закрутил крышку, а потом швырнул на быстрину. Пескарь хотел выбраться и метался внутри, так что бутылка качалась туда-сюда. Линделл ощутил сильнейший приступ ужаса и жалости — бедная рыбка! Он сбросил рюкзак, вошел в воду и чуть не утонул, пытаясь выудить проклятую бутылку. Она плыла слишком быстро, и в конце концов он потерял ее из виду. Линделл выкашлял полгаллона зеленой воды, когда наконец выполз на берег, и следующие три дня вытряхивал воду из ушей.

Он был таким сентиментальным щенком.

Просто удивительно, какие вещи припоминаешь, если дашь волю мыслям.

Городская река протекала у подножия пологого холма. Пока Линделл пробирался по сугробам, мусорное ведро скользило и гремело в руках, полиэтилен внутри колыхался, надуваясь на ветру и обвисая. Линделл видел подвесной мост, соединявший два берега, — тросы, белые от снега, засыпавшего сталь, выделялись на черном. Линделл подобрался к воде шагов на сто и понял, что мелководье вблизи берега замерзло. Поначалу он решил, что огромная река застыла вся, но, прислушавшись, различил тихое журчание и бульканье. Приглядевшись, он заметил темную полосу воды, струившуюся по льду.

Линделл подошел к концу деревянного причала и спустился по лесенке. Лед, достаточно толстый, чтобы выдержать его вес, не стонал и не трещал, пока Линделл шагал к середине реки. Он помедлил, добравшись до воды.

Никого не было видно. Дул легкий ветер.

Он зашел так далеко, что казалась уместной какая-нибудь торжественная церемония, но потом Линделл понял, что собирается торжественно выбросить старое мусорное ведро, и подумал: «К черту». Он швырнул ведро в воду и увидел, как оно перевернулось, наполнилось водой, погрузилось на пару дюймов, но все еще продолжало дрейфовать по течению. Несколько обрезков бумаги выплыли из него и приткнулись у ног Линделла. Тот разобрал обрывки слов — «щание» от «обещание» и «новность» от «виновность». Он топнул по льду, и вода подхватила бумажки. Ведро плыло дальше.

Он немедленно ощутил облегчение. Наверное, так чувствует себя дамба, когда шлюзы наконец открывают, или бомба, когда на нее наступают. Документ был последним и, насколько знал Линделл, единственным осязаемым свидетельством, связывающим его с концом света. Пока он и остальные молчат, никто и никогда не узнает, что произошло.

Таким образом, можно сказать, вообще ничего не произошло.

Все нормально.

Ведро уже скрылось ниже по течению. Линделл больше его не видел — ни малейшего проблеска.

Он забрел к реке по чистой случайности, больше тут было нечего делать, поэтому он повернулся и вылез по лесенке на причал.

Когда он поднимался на холм, снег отнюдь не поредел, но Линделлу показалось гораздо проще идти со свободными руками. Он внезапно подумал: зачем он вообще тащил ведро в такую даль, если мог просто вынести и выбросить полиэтиленовый мешок с мусором? Это сэкономило бы массу сил, вот уж точно.

Впрочем, в городе хватало идиотизма. Может быть, он заразен.

Линделл не видел солнца на небе, но ему все-таки казалось, что свет, который сочился сквозь облака, медленно тускнел. Когда он вновь увидел вдали монумент, на город опустился вечер. Уличные фонари зажглись, и все вокруг засверкало — скамейки на автобусных остановках, пожарные гидранты, тысячи деревьев и миллионы листьев, на которых скопились маленькие холмики снега.