Гора трех скелетов - Артур Баневич

– Он хочет поговорить со мной? – сказал я. – Очень хорошо. Спроси, на кого они работают.

Босниец запротестовал прежде, чем Йованка открыла рот:

– Ты заткныс! Жды, кагда спрашиват. Нэ будиш ждат, зарэжу.

– Скажи ему, что тогда ты застрелишь его.

Все мы тут, на поляне, понимали, в какую игру играем. Козыри были на руках у обеих сторон.

– Будиш балтат, ухо отрэжу! – пообещал босниец с ножом.

Второй, которому Йованка непонятно когда успела разбить голову прикладом, со стоном пошевелился. Моя надежда отступила от него на шаг.

– Буду убиват! – пугнул Йованку разговорчивый босниец.

Его правая рука высоко вознеслась, нож театрально сверкнул, глаза пугающе засияли. Если б на месте Йованки был специалист по антитеррору с надлежащим оружием и приказом стрелять на поражение, он бы одним выстрелом прекратил комедию, но стрелять с десяти метров из ружья с укороченными стволами, которое и заряжено-то было скорее всего дробью, выглядело полнейшим безумием. На это, собственно, и рассчитывал мой босниец.

В создавшейся ситуация Йованка повела себя довольно-таки странно на первый взгляд. Она вдруг сделала еще один шаг, но теперь уже в сторону. Держа обрез обеими руками, Йованка потянулась ногой к откатившемуся фонарику и носком армейского ботинка поправила его. Ослепленный лучом света, босниец, собиравшийся зарезать меня, выругался по-русски. И тут она выстрелила.

Ударило ветром. Что-то горячее брызнуло мне на лицо. Утробно ахнувший любитель ненормативной лексики, завалился на бок и странно замолк. Теперь уже ничто не мешало мне подняться наконец на ноги. Первое, что я увидел, был лежавший на траве нож. Пахнущие бензином пальцы по-прежнему сжимали его. Нож остался в руке боснийца, но в том-то и ужас, что сам босниец лежал на некотором расстоянии от нее и совершенно, как это ни дико, отдельно.

Никогда в жизни не видел бьющей фонтаном крови.

– Я… я убила его?! – Голос у Йованки сорвался, она выронила дымящийся обрез и, рухнув на колени, закрыла лицо руками.

– Будет жить, если не помрет, – констатировал я, закончив перевязку. На бинты пошла целая простыня. Пришлось и одеяло порвать на полоски. Ими мы связали руки и ноги тяжело хрипевшего бородатого. Помимо поврежденного горла у него оказалась сломанной ключица.

Йованку трясло.

– Переоденься, – сказал я ей.

– Переодеться? – очнулась она. – А во что?

Я кинул ей две легкие рубашки с короткими рукавами, запасные шорты и пару носков. А потом еще, после некоторых колебаний, свои семейные трусы.

Она приложила их к своей талии.

– Хит сезона. Хоть сейчас на пляж. А вот в полицию как-то не очень…

– А зачем в полицию?

Йованка удивленно воззрилась на меня:

– Они хотели убить нас. Мой бы меня точно зарезал, если б не ты. Выроем две ямы подальше в лесочке, закопаем их… А ну говори, урод, на кого работаешь?

Бородатый, которого я тряхнул за плечо, закатив глаза, застонал.

– Не надо так шутить, – тихо сказала Йованка. – Ты ведь пошутил, Марчин, правда?

Я перестал улыбаться.

– Знаешь, я ведь солдат. Если тебя собираются убить, ты не убиваешь, а защищаешься.

– Но они же пленные… Отвернись, я сниму свитер.

– А мы с тобой на территории противника. Разведчики не берут пленных.

– Господи, да ты что, действительно всерьез?! – Мокрый свитер шлепнулся на траву рядом со связанным бородачом.

– Полиция – это Мило Недич, – терпеливо пояснил я. – Ты стреляла в человека. Боюсь, что нам будет трудно объяснить случившееся.

– Но есть же еще миротворцы.

Слышно было, как Йованка запрыгала на одной ноге, надевая мои трусы…

– Да есть. Мы с тобой отдадим этих красавцев в их распоряжение. Нас вежливо попросят задержаться в комендатуре до выяснения обстоятельств. Потом – заметь, в лучшем случае! – нас с тобой посадят в самолет и отправят в Польшу. И скажут на прощание, что это исключительно в наших же интересах: у однорукого есть родственники… Если ты хочешь побыстрее попасть в Польшу, такой вариант самый предпочтительный. Загвоздка вот в чем: у нас тут есть кое-какие дела. Насколько я помню, речь идет о жизни человека…

Йованка села на землю. Очами души увидел я, как она надевает носок, чуть приподняв ногу.

Лежавший на траве бородач беспокойно заворочался.

– Спасибо тебе, – сказала Йованка.

– Тебе спасибо.

– За что?

– А ты не догадываешься? Ты ведь мне жизнь спасла… Слушай, где ты научилась стрелять?

У меня за спиной послышался тяжелый вздох. Больше я не задавал ей вопросов.

Найти полицейский участок в Црвеной Драге оказалось проще простого: как резиденция шерифа из фильмов о Диком Западе, он находился в самом центре деревни, состоявшей из одной улицы. После третьего звонка за окном, забранным решеткой, загорелся свет. Я подбодрил улыбкой трясущуюся сбоку Йованку:

– Только бы через двери стрелять не начал.

Щелкнула задвижка. В смутном свете слабой лампочки я увидел заспанное лицо сержанта Недича, в нижней рубахе и трикотажных штанцах. В руке он держал револьвер совершенно нестандартного калибра. Пуля, выпущенная из него, могла бы продырявить танк.

– А вот и вы! – зевнув, сказал он. – Пан Малкош с клиенткой, которая не от Мамы Хагедушич. – Он приоткрыл двери пошире, и в образовавшуюся щель просунулась башка такого же заспанного, как хозяин, пса. – Сразу же предупреждаю: взяток я не беру и ночью.

Последнюю фразу он произнес по-английски. Йованка перевела, и пес, глаза которого были полны обожанием, лизнул ее колено.

– Вы поменяли марки и приехали заплатить штраф? – усмехнувшись, спросил сержант, убравший револьвер за спину.

– Штраф мы заплатить не сможем, – с тяжелым сердцем сознался я. – У нас украли все деньги. И даже одежду.

Сержант с интересом обозрел наши с Йованкой нижние конечности.

– И вы пришли сообщить мне о краже?

– О нападении, сержант. У нас в машине двое раненых. Они хотели убить нас. Одному срочно нужен доктор, а у вас тут должен быть телефон.

Сержант Недич глянул на меня исподлобья:

– А не проще ли было отвезти их в город? Там больница, вы же хорошо знаете, где она находится.

На его лице не дрогнул ни один мускул, зато у меня сердце ёкнуло: выходит, за нами все-таки следили. Кто?

– Нас могли задержать на чек-пойнте перед городом. С военными не всегда легко разговаривать, сержант.

– Со мной тоже, – усмехнулся полицейский.

Он прошел внутрь помещения и минуты две говорил по телефону, прикрывая трубку ладонью. Йованка, переводить которой было нечего, присев на крыльце, гладила Усташа. Пес, пуская слюни, млел.