Пробуждение - Нефер Митанни

ней и, упав на колени, спросила со слезами на глазах: – Неужели вы, кого я считала почти своей матерью, неужели вы и сейчас ненавидите меня?!

- Встань, дитя моё, - взмахнула рукой тётка. Её лицо исказила гримаса, в глазах блеснуло что-то, напоминающее слёзы. – Видит Бог, я и тогда не испытывала ненависти лично к тебе… Просто… я хотела убрать тебя с моих глаз. Это было так… невыносимо…- Марья Фёдоровна закрыла лицо руками, её голос вдруг зазвенел, - сейчас, сама полюбив, став женщиной, ты ведь можешь понять, что я испытывала, глядя на любимого, который не был моим… Представь, вот он, - она указала на Сергея, - он принадлежит другой, и ты каждый день видишь их счастье и …не можешь не то что поцеловать, просто с нежностью взглянуть на него. А он смотрит только на другую, которая значительно моложе и красивее, тебя же удостаивает лишь вежливым приветствием, светским поцелуем руки.

- Но почему, тётя, - внезапно спросил Сергей, - почему вы так упорно пытались уверить меня, что Анна – безродное создание, как вы изволили говорить? Ведь она оказывается княжеского рода, гораздо знатнее нас, никогда не имевших титулов.

- Я же говорю, что хотела убрать её с моих глаз, - тихо вымолвила Марья Фёдоровна, глядя пустым взглядом перед собой. — А ты, узнай о её происхождении, что нет никаких препятствий, сразу бы поспешил жениться. Мне казалось тогда, что я не перенесу этого! Да, я ошибалась, видя в ней Елизавету, но…

Заметив, что Сергей собирается что-то сказать, она с усмешкой опередила его:

- Да, я знаю, что ты сейчас возразишь, что ты не Александр! Конечно! Но понимая это своим рассудком, я не могла разделить Анну и Елизавету… Для меня они словно стали единым.

Анна прижалась щекой к её руке и тихо прошептала:

- Я понимаю вас, сударыня, - слёзы катились по её щекам, - и я не держу на вас зла… Всю мою жизнь я видела от вас только доброе.

- Нет! – воскликнула Марья Фёдоровна и, оттолкнув Анну, уставилась на неё безумным взглядом. – Мне не нужно ваше прощение! Моей вины не было… Да, это была… ошибка… ошибка и только! Я и не думаю искать прощения!

Словно приходя в себя после этих слов, она нахмурилась, провела рукой по лицу и сказала спокойным, ровным тоном, протягивая Анне маленькую коробочку:

- Вот, это осталось от твоей матери.

Раскрыв безделушку, Анна увидела перстень.

- Думаю, - усмехнулась Марья Фёдоровна, - он подойдёт только на твой палец. Твоя мать была такой же миниатюрной, как и ты.

И правда, украшение оказалось словно созданным для изящного пальчика Анны. Старинный перстень представлял собой крупный иссиня-чёрный бриллиант, обрамлённый россыпью своих обычных прозрачных собратьев, переливавшихся всеми цветами радуги. Чёрный же камень, подсвечиваемый их блеском, притягивал к себе, заставлял всматриваться в глубину своих граней. Казалось, внутри него постоянно что-то менялось, одни клубящиеся разводы плавно перетекали в другие, будто миллионы вихрей кружились в завораживающем танце.

- Он как твои глаза, - с нежной улыбкой заметил Сергей, целуя жене руку, - завораживает.

- Это… правда носила мама? – тихо спросила Анна, посмотрев в лицо Марье Фёдоровне.

- Да, - та кивнула, отводя взгляд, - Александр, умирая, попросил отдать это тебе, когда… когда кольцо придётся в пору. Елизавета не расставалась с ним. Видимо, это родовой перстень… Или он просто был ей чем-то дорог.

- Этого мы уже не узнаем никогда, - сказал Сергей.

Он понимал, что случившееся слишком взволновало Анну и, беспокоясь, хотел поскорее увести её.

Неожиданно ему помогла тётка. Марья Фёдоровна встала, выпрямляясь во весь свой высокий рост. В её большой, грузной фигуре было что-то величественное, так могла бы стоять императрица, глядя строгим повелительным взором на своих подданных.

- Ступайте, - приказала она, - мне нужно побыть одной.

- Тётя, мы уедем очень рано, вероятно, затемно, - сказал Сергей.

- Ступайте, - повторила она. - Не люблю прощаться, - поморщилась раздражённо, желая поскорее избавиться от них. – Завтра не увидимся… Потом напишешь мне…

***

Когда Сергей с женой оказались одни в своей комнате, он нежно привлёк Анну к своей груди. Покрыл поцелуями мокрое от слёз личико, прошептал в самое ухо:

- Вот оказывается, откуда у тебя такие глаза, - он мягко улыбнулся, - персидские глазки… Опасные…

- Опасные? – Анна удивлённо с улыбкой посмотрела на него.

- Да, опасные. Увидев их, я сразу пропал. Ты колдунья, любовь моя?

- Не думаю, - Анна улыбнулась его шутке. – Всё колдовство здесь, - она дотронулась ладошкой до левой стороны его груди, там, где билось сердце.

- А мне пришлось немного поколдовать, - хитро прищурившись, вновь улыбнулся Сергей, - ведь я был вынужден завоёвывать вас, сударыня.

- Это тебе так казалось, - усмехнулась Анна и вдруг смущённо призналась: - я люблю вас с давних пор… когда вы впервые приехали к своей тётушке… Вы тогда ещё не были военным.

- Вот как? – удивился Сергей. - Сколько же лет вам тогда было, любовь моя? – усмехнулся он, поднимая её подбородок.

- Не помню…- она вновь опустила глаза. – Любовь от возраста не зависит, - прошептала чуть слышно и, вдруг открыто посмотрев ему в лицо, призналась: - А когда мы встретились в саду, ты выскочил на меня из кустов сирени, я поняла, что без тебя я просто умру…

Сказав это, Анна прильнула к его груди. Сергей, сжав её в объятьях, склонил голову и поцеловал её глаза.

- Я что-то не очень поняла про черкесов, присягнувших польскому королю… Скажи, тебе известно что-нибудь об этом? – вдруг спросила она.

- Да, кое-что… Думаю, речь идёт о выходцах с Пятигорья, - отвечал Сергей. – Это земля на Северном Кавказе, между реками Терек и Кубань. Иначе – Кабарда, - начал рассказывать он, - поначалу страна была независима. В Речи Посполитой и России её называли Черкесия. Где-то в середине шестнадцатого века Кабарда перешла под правление России. Но не все черкесы хотели подчиниться Ивану Грозному. Несколько князей обратились за помощью к Польскому королю. Их всех Иван Грозный приговорил к смерти. В тысяча пятьсот шестьдесят втором году пять черкесских князей вместе со своими семьями и воинами нашли убежище в Польше. Польский король, Сигизмунд второй Август, принял их радушно. В польской армии были созданы особые