Пирамиды Наполеона - Уильям Дитрих

— Я выиграл его в карты в Париже.

— У кого выиграли?

— У одного французского солдата. Есть версия, что его сделали в Египте. Он говорил, что эта штуковина принадлежала Клеопатре.

— А может, вы украли его у того солдата?

Почему она об этом спросила?

— Нет, просто обыграл его в карты. Ты сильна в религиозных вопросах. Скажи, известно ли тебе что-нибудь об этом медальоне?

Повертев его в руках, она так расправила стрелки подвесок, что они образовали латинскую букву «V», потом повертела сам диск, ощупывая пальцами его знаки.

— Трудно так сразу сказать.

Очередное разочарование.

— Ну хоть сделали-то его в Египте?

Она подняла медальон, пытаясь разглядеть его в тусклом свете.

— Разве что в очень древние времена. Он выглядит грубым и первобытным… Значит, из-за него и интересовался вами тот араб.

— А ты видишь все эти отверстия? Что они могут значить?

Немного подумав, Астиза откинулась на спину и протянула диск к небу.

— Видите, как интересно проходит через них свет. Очевидно, они обозначают очертания какого-то созвездия.

— Созвездия?

— Смысл жизни написан на небесах, американец. Смотрите!

Она показала на юг, на яркую звезду, только что поднявшуюся над горизонтом.

— Это Сириус. А при чем тут он?

— Это звезда Исиды, звезда нового года. Она ждет нас.

«Когда пересыхает колодец, мы узнаем ценность воды», — писал старина Бен Франклин. Безусловно, поход французской армии к Нилу закончился незапланированным провалом. Отряды солдат, расталкивая друг друга, устремлялись к каждому хорошему колодцу и опустошали его досуха до прибытия следующего полка. Среди упавших духом людей постоянно возникали ссоры, многие сходили с ума и сводили счеты с жизнью. Всех терзало и мучило одно новое природное явление, названное нашими учеными «миражом», при котором пустынная даль вдруг представлялась манящими озерами. Конница мчалась к ним сумасшедшим галопом и обнаруживала там лишь неизменный раскаленный песок, а на горизонте очередной сверкающий «водоем», не менее иллюзорный, чем конец радуги. Казалось, будто пустыня издевается над европейцами. Добравшиеся до Нила войска походили на стадо диких животных, они бросались в реку и напивались до того, что их начинало рвать, а товарищи вокруг них, не обращая внимания, продолжали пить все ту же воду. Легендарный Египет, таинственное место их назначения, казался таким же жестоким, как мираж. Нехватка походных фляг и обеспечения охраны колодцев были недопустимыми оплошностями, в которых штабные генералы обвинили Наполеона, но он был не тот человек, который с готовностью признает свою вину.

— Французы вечно чем-то недовольны, — проворчал он в ответ.

Однако критика задела его за живое, поскольку он понимал, что она справедлива. Во время похода по плодородной Италии вода и пища с легкостью находились повсюду, да и обмундирование соответствовало климату. Здесь же он узнал, что все надо таскать с собой, но эти уроки были болезненными. А жара сделала всех раздражительными.

Французская армия продолжила поход к Каиру, двигаясь теперь вверх по течению Нила, а египетские крестьяне исчезали при ее приближении и появлялись обратно сразу после ее прохождения, словно блуждающий туман. Женщины с детьми уводили весь домашний скот в пустыню и прятались среди барханов, выглядывая оттуда, точно животные из норок. Мужчины порой задерживались немного дольше, стараясь припрятать съестные припасы и скудную домашнюю утварь от прожорливых, как саранча, захватчиков. Но лишь только на окраине деревни появлялось трехцветное знамя, они устремлялись к реке через заросли тростника и отгребали на своих лодчонках от берега, словно пугливые утки. Мимо их домишек чередой проходили запыленные дивизии, напоминая разноцветную гусеницу. Пинком распахивая двери, солдаты обследовали дома и скотные дворы, но уходили несолоно хлебавши. Как только армия удалялась, крестьяне возвращались к своей обычной жизни, очищая дорогу от полезного в хозяйстве мусора, брошенного солдатами.

Наша небольшая флотилия двигалась по Нилу параллельно сухопутным войскам, время от времени подвозя им продовольствие и обследуя другой берег. Каждый вечер мы причаливали неподалеку от штабной палатки Наполеона, чтобы Монж, Бертолле и Тальма сделали более обстоятельные путевые заметки. Не рискуя уходить из-под солдатской защиты, они расспрашивали офицеров о том, что те видели во время дневного перехода, и пополняли свои записи новыми видами животных, птиц и названиями прибрежных деревень. Прием им оказывали, мягко говоря, далеко не теплый, поскольку сухопутные войска завидовали нашему путешествию на кораблях. Жара и мучительно досаждающие насекомые способствовали моральному разложению. Всякий раз, когда мы приставали к берегу, напряжение в офицерском составе становилось все более очевидным, поскольку большинство запасов продовольствия тащилось в хвосте флотилии или оставалось еще в доках Александрии, и ни одно из подразделений не имело нормального обеспечения. Постоянные нападки бедуинских мародеров и зловещие истории о пленении и пытках усиливали тревожное настроение войск.

Это напряжение выплеснулось наружу после одной на редкость дерзкой вражеской вылазки: как-то вечером несколько мамелюков умудрились устроить стрельбу из своих антикварных ружей прямо возле палатки Наполеона, вихрем пронесясь по лагерю в красочных нарядах и издевательски развевающихся на ветру плащах. Наш разъяренный генерал отправил группу драгун под командованием Круазье, молодого адъютанта, чтобы уничтожить их, но эти опытные всадники для забавы погоняли нашу конницу по дорогам, а потом унеслись в пустыню, не потеряв ни одного человека. Их непритязательные пустынные лошадки, казалось, способны проскакать почти без воды вдвое быстрее и дальше, чем тяжеловесные европейские лошади, еще не восстановившие силы после долгого морского путешествия. Командующий в страшном гневе так сильно оскорбил этого бедного адъютанта, что Круазье поклялся смыть с себя этот позор, погибнув смертью храбрых на поле боя, и обещание ему удалось-таки исполнить в том же году. Но Бонапарт продолжал бушевать.

— Можно ли победить с такими солдатами! — воскликнул он. — Придется им поучиться у бин Садра!

Тогда разъярился Дюма, осознавший, что под сомнение поставлена честь его кавалерии. Не улучшало ситуацию и то, что из-за нехватки лошадей многие его отряды шагали вместе с пехотой.

— Вы нахваливаете этого головореза и оскорбляете моих людей?

— Мне нужны надежные фланги, защищающие мой штаб от бедуинов, а не знатные щеголи, не способные догнать бандитов!

Этот тяжкий поход и завистливое недовольство офицеров изрядно утомили Бонапарта.

Дюма, однако, не испугался.

— Тогда дождитесь нормальных лошадей, а не бросайтесь без запасов воды в знойные пустыни! Во всем виновата ваша некомпетентность, и Круазье тут ни при чем!