И будет вам счастье - Люся Лютикова

Я посмотрела на свои руки: они тряслись. Меня охватилживотный ужас. Это конец! Мы никогда не найдем противоядие, у нас нет шансаспастись! Захотелось завыть – громко, протяжно, душераздирающе, как воетбездомная собака с перебитыми передними лапами в февральский мороз, потому чтознает: у нее есть только один выход – сдохнуть под забором.

Стоп! Нельзя поддаваться панике. У нас осталось в запаседвенадцать часов, целых двенадцать! Это много, за это время можно горысвернуть. Мы должны бороться! Надо делать хоть что-нибудь, пусть даже на первыйвзгляд поступки покажутся бессмысленными. А вдруг будет толк?

– Этого не может быть! – убежденно заявилая. – Светлана жива, просто она тебе не доверяет, вот и решила скрыться.Вдруг она отдаст противоядие, а тут выскочат менты и наденут на нее наручники?Поэтому она и подговорила знакомого сказать, что выбросилась из окна, авось тыотстанешь и не будешь ее искать.

Я легко и естественно перешла на «ты», Сильвия тоже не сталацеремониться перед смертью:

– Откуда в тебе столько оптимизма? Я уже совсем паладухом.

– Жизненный опыт, помноженный на обаяние. Аеслисерьезно, то и не из таких передряг выходили, прорвемся! Короче, мы должнынайти Чухланцеву, живую или мертвую.

В глазах Сильвии читалось твердое убеждение, что второйвариант более вероятен.

– Но как мы ее найдем?

– Есть у меня идея, – ответила я и набрала номерРуслана Супроткина.

Капитан взял трубку после седьмого гудка – надо же, прогрессналицо!

– Ты узнал что-нибудь по моему делу? – без лишнихпредисловий поинтересовалась я.

В трубке повисло красноречивое молчание.

– Забыл, да?

– Не забыл, просто не успел, замотался.

Замотался он, надо же, я сейчас расплачусь от сострадания.Вот уж кто замотался, так это я! Но меня почему-то никто не жалеет.

– Правда, не успел, извини, – лебезил капитан,пока я держала укоризненную паузу. – Люська, сегодня точно узнаю иперезвоню тебе, хорошо?

– Хорошо, – смилостивилась я. – У меня к тебееще одна просьба, маленькая, но очень срочная! Если выполнишь, тогда я тебяпрощу.

– Какая? – напрягся жених.

– Мне нужно узнать, проходит ли по вашим милицейскимсводкам самоубийство некой Светланы Ивановны Чухланцевой. Она могла покончить ссобой вчера или сегодня, скорей всего, в Москве.

Руслан заметно повеселел:

– Пара пустяков! Но тут есть одна загвоздка. Обычносамоубийцы не носят с собой паспорт. На то, чтобы установить их личность, можетуйти пара дней, и это в лучшем случае.

– Тогда я дам тебе ее описание, э-э-э…

Тут до меня дошло, что я никогда не видела няню. Сильвияпринялась подсказывать:

– Возраст – около сорока пяти лет, рост – метршестьдесят, худощавое телосложение, волосы короткие, темные, с проседью. Всегданосила на левой руке золотое кольцо с крупным рубином. Говорила, что онодосталось в наследство от бабушки.

– И вот еще что, – добавила я, – мне нуженадрес этой Светланы Ивановны. Найдешь?

– Постараюсь. А почему ты ею интересуешься?

– Секрет. Должна же быть в женщине какая-то загадка?

– В тебе их слишком много, хватит на трех жен, –сказал капитан и отключился.

Я оторопело уставилась на трубку. Про трех жен, это что,какой-то намек?

Сильвия пошла домой, чтобы отнести покупки, я поднялась сней. Жила она в малогабаритной «однушке», от входной двери отличнопросматривались и комната, и кухня. Выцветшие обои, скромная мебель, еще извосьмидесятых годов прошлого века, потертый линолеум. И прямо на этом видавшемвиды линолеуме в прихожей небрежно валялась платиновая норка. Тут же штабелямистояли коробки с обувью – кожаной, дорогих марок. Судя по размерам некоторыхкоробок, хозяйка прикупила даже зимние сапоги. Были там и детские ботиночки.Поскольку других следов присутствия детей в квартире не наблюдалось, обновка явнопредназначалась будущему отпрыску. А Сильвия еще упрекала меня в излишнемоптимизме!

Зазвонил телефон, определился номер Руслана.

– Я все выяснил. Самоубийство Светланы ИвановныЧухланцевой по сводкам не проходит, так же как и женщины с такими приметами.Адрес, по которому она зарегистрирована в Москве: Криворожская улица, домчетыре-а, квартира шестнадцать.

– Где это?

– Насколько помню, рядом с метро «Нагорная». Ну, пока.

Он повесил трубку, я даже не успела его отблагодарить.

– Ну вот, самоубийство не зарегистрировано, –обрадовала я Сильвию. – И правда, посуди сама: если бы она выбросилась свосьмого этажа, во что превратился бы ее мобильник, а? У меня есть адресСветланы, поехали!

На улице я привычно свернула к метро, Сильвия меняостановила:

– Поймаем машину, дорога каждая минута!

Нужный дом оказался кирпичной пятиэтажкой, чудом не попавшейпод снос. Место здесь было не очень уютное: рядом расположен какой-то завод,под окнами проходят трамвайные рельсы, а в пятидесяти метрах шумит Варшавскоешоссе.

Домофон на подъезде был вырван с корнем. Мы поднялись начетвертый этаж и позвонили.

Дверь открыла бодрая пенсионерка с накрашенными губами. Наней был надет розовый спортивный костюм, который подчеркивал пышные формы.

– Ну, слава богу! – улыбнулась пожилая дама,показав хороший зубной протез. – А то я уже начала волноваться.

Мы с Сильвией во все глаза пялились на пенсионерку и незнали, как реагировать.

– Что же вы стоите? – подбодрила дама. –Проходите, прошу!

Сильвия первая зашла в квартиру, я последовала за ней. Вмаленькой прихожей нам троим было тесновато.

– В углу лежат бахилы, – сказала дама, –лишняя инфекция тут ни к чему.

Сталкиваясь лбами и балансируя на одной ноге, мы с Сильвиейнадели на туфли шуршащие пакеты.

– Видите ли, в чем дело, – начала Сильвия, тяжелоотдуваясь, – Светлана Ивановна…

– Я в курсе, – перебила пенсионерка, –хозяйка предупредила о вашем приходе. Наверное, вы хотите сразу посмотреть наВику? Она в маленькой комнате.

Морщинистой лапкой с накрашенными ногтями она указала надверь.

Мне нравится, когда женщины в возрасте следят за собой:маникюр, укладка, выразительные тени на глазах и неяркий румянец. На Западе этонорма, а у нас, к сожалению, старушки отправляются в парикмахерскую лишь затем, чтобы обкорнать седые волосы «под мальчика». А если бабушка вдруг позволитсебе потратить часть пенсии не на конфеты внукам, а на косметику, боюсь, родныеподнимут ее на смех. Тем приятнее видеть исключение из этого правила.