Искусство частной жизни. Век Людовика XIV - Мария Неклюдова

Идеал искусства общения подразумевал не только умение говорить и держать себя, но и целый ряд свойств, позволявших быть приятным окружающему обществу. Их совокупность нередко характеризовалась как «галантность». В текстах эпохи можно встретить выражения «галантный кавалер», «галантный праздник», «галантный вид», «галантный наряд», «галантная записка» и т. п. Определить точное значение этого слова довольно сложно: и в словаре Фюретьера (1690), и в первом издании «Словаря Академии» (1694) ему посвящена целая страница. Но, пожалуй, стоит начать не с них, а с Клода Фавра де Вожла (1585–1650), автора «Заметок о французском языке» (1647). Завсегдатай особняка Рамбуйе, он в значительной мере ориентировался на те языковые нормы, которые были приняты в кругу маркизы. Согласно ему, определение «галантный» являлось сложносоставным понятием, «содержащим сам-не-знаю-что, то есть обходительность, дух двора, остроумие, верность суждения, вежество, куртуазность, веселость, — и все это без малейшей принужденности, позерства или порока».[131] Такое сугубо позитивное понимание галантности отражено и в более поздних словарях. Практически все, что приносило удовольствие окружающим, не нарушая при этом общественных конвенций и не обладая практической пользой, могло быть названо галантным. Именно поэтому Антуан Годо в уже цитировавшемся письме от 1654 г. именовал госпожу де Скюдери «оракулом галантности», явно подразумевая тот пучок смыслов, которые описал Вожла.

Но у галантности была своя оборотная сторона. Как отмечали и Фюретьер, и «Словарь Академии», этим же словом обозначалась предрасположенность к любовным утехам, простительная в кавалерах, но не всегда простительная в дамах. «Галантами» звались кавалеры, соблазнявшие замужних женщин или девушек, с которыми они не собирались вступать в брак (последняя ситуация нередко бывала связана с выдачей письменного обещания жениться позже: так, небезызвестная в светских и литературных кругах мадмуазель Дежарден много лет пыталась доказать свое право именоваться госпожой де Вильдье, — обещавший на ней жениться капитан де Вильдье оказался уже связан другим обязательством). Что касается галантных дам, то одно из самых суровых рассуждений на эту тему принадлежит Лабрюйеру:

Различие между галантной дамой и кокеткой в том, что первая удовлетворяет свои природные инстинкты (и потому пугает — чрезвычайно редкое для XVII в. признание), вторая — социальные. Для кокетки важно быть центром всеобщего восхищения, ее заботит лишь ритуал ухаживания. Если вспомнить героиню «Мизантропа» (1666) Мольера, то ее главный недостаток — желание постоянно быть окруженной поклонниками. Разоблачение тактик, с помощью которых она этого добивается, наносит удар ее репутации, но не бросает тень на ее добродетель. Меж тем как галантная дама всегда развратница, причем не ведающая никакого удержу. В образе Арделизы из «Любовной истории галлов», о которой речь пойдет ниже, преобладают черты развратницы — типа, не часто встречающегося в литературе XVII в.: Бюсси представил его не в чистом виде, наделив свою героиню некоторыми чертами кокетки.

Между сугубо положительным и резко отрицательным полюсом «галантности» располагался широкий спектр нейтральных оттенков. Галантное ухаживание не требовало истинного чувства, но не подразумевало и греховных намерений. В этой модели отношений было сильно социально-игровое начало. Молодым кавалерам полагалось иметь дам сердца, и даже автор «Любовной истории галлов» признавал, что последние в этом были не виноваты. Из его же «Мемуаров» мы знаем, что такого рода выбор мог совершаться вполне произвольно. Так, будучи в юности увлечен одной провинциальной дамой, он сам уговорил друга начать ухаживать за красоткой из того же города, к которой тот был равнодушен. Бюсси объяснял этот поступок желанием «найти ему [другу] занятие, сходное с моим, из страха, чтобы он не осудил мою слабость».[133] Похожее представление о галантности как о своеобразной «игре в любовь», направленной на поддержание светских связей, можно найти в пресловутой «Карте страны Нежности» госпожи де Скюдери, где проводится различие между галантными записками и любовными посланиями (см. четвертую главу): первые, в отличие от вторых, не подразумевали серьезного чувства.

Существование галантных записок напоминает о том, что галантность как общая манера поведения имела своим продолжением конкретные «галантности» — устраивавшиеся в честь дамы праздники, подарки, развлечения, стихи. Последние могли быть галантны как по своему содержанию, так и по способу их использования. Эти две характеристики не обязательно совпадали: скажем, галантное стихотворение могло быть прозаически послано по почте (примеры тому мы увидим в переписке госпожи де Скюдери и Пелиссона), и напротив, деловое письмо со всей галантностью — поднесено адресату. Помнить об этом различии полезно, когда речь идет о галантной литературе в целом. Значительную часть ее составляли сочинения, галантные и по своему содержанию, и по способу их использования. К примеру, все тот же Бюсси-Рабютен был автором «Любовных максим», которые пользовались большой популярностью и были анонимно опубликованы в 1658 г. В 1664 г. Бюсси преподнес это сугубо куртуазное сочинение Людовику XIV, который хотел прочитать его вместе с госпожой де Лавальер (прекрасный пример галантного использования текста). Не исключено, что и «Любовная история галлов» была задумана как галантный сюрприз, которым автор хотел удивить узкий круг друзей. Однако по своему содержанию она не укладывалась в рамки галантной литературы в строгом понимании слова. Как позднее признавал сам Бюсси, правильней всего было бы ее назвать «сатирическим романом».[134] Впрочем, это признание не лишено лукавства: автор пытался уверить власти, что изображенные им события были вымышленными, поэтому охарактеризовал свое произведение как «роман» (термин «история» указывал на правдивость повествования). Иначе говоря, он хотел представить свое сочинение как сатиру на нравы, а не на лица. Мы знаем, что Бюсси кривил душой и что сюжетом ему послужили подлинные события, тем не менее его слова заслуживают внимания. Действительно, в «Любовной истории галлов» есть элемент сатиры на нравы, поскольку там показано, с какой легкостью позитивные черты галантности (вежество, куртуазность, любовь к веселью) оборачиваются своей темной стороной — развратом, отсутствием каких-либо моральных сомнений, пренебрежением устоями общества.