Последний Завет - Филипп Ле Руа

– Меж тем как я представляю власть, закон, силы, охраняющие порядок, систему. Так что мы не созданы друг для друга…

Брэд улыбнулся, выкурил одной затяжкой чуть ли не полсигареты и выпустил густую струю дыма в приоткрытое окно.

– Вот тут ты как раз не врубилась… Приличия требуют соблюдать положенный срок траура по умершему супругу… Считается, что артисты должны ненавидеть копов. Это уже обычай. Я же, напротив, скажу, что, если у меня появляется возможность дать пинка под зад конформизму, я ни секунды не колеблюсь. И стоит при мне начать превозносить достоинства минеральной воды или поместить на пачке сигарет череп и кости, как я тут же начинаю пить спиртное и курить… Я поступаю наоборот… Ты появилась в моей жизни через три дня после смерти женщины, по которой я сходил с ума. Что может заставить меня соблюдать траур? ФБР? Церковь? Традиции? Нравственность и приличия?

Он щелчком выкинул окурок в окно, прибавил скорость и ничего больше не добавил к сказанному, каковое для него равнялось долгому, безудержному словоизвержению. Кейт сама должна была делать выводы по тем зашифрованным элементам, которые содержались в его речи.

– Твои чувства, – сказала она.

– Какие чувства?

– Чувства, которые ты испытывал к Татьяне и которые обязывают тебя соблюдать траур. Только и всего.

– Если им на смену не придут другие чувства, которые заглушат те.

Брэд прекрасно владел искусством изъясняться недомолвками и намеками. Кейт, желая показать, что она поняла его объяснение, положила голову ему на плечо.

Проехав двести километров от восточного до западного побережья, «ниссан» остановился перед Лонг-бич, гигантским, длиной тридцать километров, пляжем, который омывают наименее загрязненные воды на планете.

– Место для любителей одиночества, – сказала Кейт.

– Таких мест хватает и на Аляске.

Кейт, босая, зажмурив глаза, приоткрыв рот и раскинув руки, пошла к морю.

– Попробуй, – сказала она, – пройти так на Аляске, и ты умрешь, не пройдя ста метров.

– В Лос-Анджелесе тоже можно так ходить.

Остановилась она, когда почувствовала, что ледяная морская вода обжигает щиколотки, и Брэд обнял ее за плечи.

– Как-то летом дедушка, – сказала она, – повез меня на Лонг-бич посмотреть на китов. И это одно из самых прекрасных моих воспоминаний.

– Твой дедушка жил в Канаде?

– Он здесь прожил последние годы. У него недостало мужества умереть в одиночестве на ледяном припае.

– Значит, его затронуло влияние западной цивилизации?

– Наверное. Дед охотился на белых китов. Он преследовал их в умиаке.

– В чем?

– Это такая большая лодка из кожи. Дедушка Уилли был капитаном умиака и потому имел статус старейшины. К нему приходили за советом, чтобы решить какие-то повседневные проблемы…

– Мне нравится у инуитов то, что у них не было вождя, а только старейшины.

– Дедушка и был таким старейшиной.

– И убивал китов.

– Вот говоришь, а сам не имеешь понятия. Раньше инуиты использовали у китов все. Жир шел в светильники, кости служили остовом дома. А когда советские и японские китобои начали наперегонки уничтожать китов, дедушка стал их ярым защитником. Он спас десятки китов, отрезанных от открытого моря паковым льдом. Наш народ оставлял всем животным шансы на выживание. – Кейт выдохнула: – Душа китов до сих пор живет в нас.

Брэд сзади обнял ее и притянул к себе.

– Слушай море, ветер, природу, что окружает тебя. В них ритм. Воспринимаем мы его или нет, он существует. Когда я сочиняю музыку, я сливаюсь с ним. Я его интерпретирую, я придаю ему звучание. Когда я прекращаю играть, он, возможно, не слышен, но он всегда существует…

– Кстати, каков твой третий сюрприз? – вспомнила Кейт.

– Не шевелись.

Она хотела повернуться к нему.

– Не шевелись, говорят тебе!

Он произнес это тоном приказа. Это было не похоже на него. Он надел ей наушники. Она хотела поднять руку, но он удержал ее. И вдруг она услышала аккорд электрической гитары. А затем голос Брэда:

«Kate on the road, kicking away, keeping the way, kissing the whale…»[11]

Кейт зажмурила глаза. По щеке у нее поползла слезинка, но морской ветер осушил ее, и она возвратилась в соленый океан. Когда закончилась песня, которую Брэд сочинил и записал со своей группой в ту ночь, она повернулась спиной к океану, нашла его губы и приникла к ним.

В четыре дня они выехали из Тофино и поехали в Викторию, куда прибыли в одиннадцать вечера и сняли номер в отеле «Мотор Инн». Брэд рухнул на королевскую кровать, мягкую, как водяной матрац. Когда Кейт, завернувшаяся в полотенце, вышла из ванной, он уже давно спал. Она разула его, стянула брюки, укрыла одеялом, оделась и вышла.

Рядышком с мотелем находился паб, где играла группа кантри. Кейт взяла пиво, отшила подпившего типа, которому не хотелось пить в одиночестве, потом записного ходока, обосновавшегося у стойки, коммивояжера, пытающегося изменить жене, распаленную лесбиянку. Отвергнув авансы половины посетителей, она задумалась. Они с Брэдом повели себя как два идиота. Она влюбилась в него, а он в нее. За три дня, что они знакомы, они целовались по-дружески, как коллеги. Если не считать ее сна, который, вполне возможно, вовсе не был сном. Путешествие привело их на остров Ванкувер. Кейт надеялась проехать еще южнее, сесть в Виктории на паром, который переправит их через пролив Хуан-де-Фука в Порт-Анджелес. А там ехать еще вдоль побережья. Туда, где живет Натан Лав.

– Ты с самого начала так задумала или это просто дурацкое совпадение?

Кейт даже не знала толком, что ответить. Только что она сказала Брэду, что хотела бы заехать к человеку, которого охарактеризовала ему как светило ФБР. Нет, она покидала Фэрбэнкс с желанием сбежать оттуда, совершить пробег в обществе певца, на которого она положила глаз. Но подспудно в ней бродила постыдная, поскольку циничная, мыслишка заехать к Лаву и воспользоваться его связями, чтобы вернуть отнятое дело.

– Как тебе утренняя новость?

Брэд намекал на то, как они утром занимались любовью. Кейт оказалась сидящей верхом на еще не вполне проснувшемся спутнике. Закончилось это протяжным криком оргазма, который издала Кейт; лицо у нее было на коврике, ноги на кровати, а Брэд сжимал ладонями ее ягодицы.

– Я люблю тебя, – прошептала она в ответ.

Он любовался тем, как она ведет машину. Женщина действия, одновременно дикая и упорная. Как ухабистая лесная дорога, на которую она свернула и которая кажется бесконечной. Машину трясло на рытвинах и камнях, а вокруг стояли сосны и секвойи. Кейт затормозила перед лежащим поперек деревом, означающим конец дороги.