Умереть в Париже. Избранное - Кодзиро Сэридзава

Кубота, бывший на год меня старше, вскоре после прохождения закона об урегулировании арендных конфликтов слёг от туберкулёза. Работавший до него на его должности некто Хиросэ также заболел туберкулёзом после того, как был составлен проект закона. "Теперь твоя очередь!" — подшучивали надо мной, когда я сменил Куботу, но причиной заболеваемости было не только то, что наш сектор располагался в тёмной, нездоровой комнате, куда не проникали лучи солнца, и даже не в большом объёме работы. Виновата была удушливая, разлагающая душу атмосфера. Особенно в этом отношении отличался один хитрый мелкий чиновник К., который, втёршись в доверие к начальнику департамента и начальнику отдела, постоянно приписывал себе всё, что было сделано молодыми сотрудниками, и, отгородив начальника отдела от его подчинённых, добился того, что наши слова не могли дойти напрямую до начальства.

Некоторые сотрудники восклицали в гневе:

— Уволюсь с работы, изобью К. и заставлю на пару со мной совершить самоубийство!

Подобная атмосфера бросала тень на светлый образ начальника отдела, выдающейся личности, редкой среди чиновничества, и чрезвычайно угнетала нас.

— Тот, кому не завидуют другие, никогда не станет хорошим работником, — говорил начальник департамента, защищая этого чиновника. Он не замечал, что тем самым убивает у многих молодых сотрудников желание работать. Подобные вещи случаются повсеместно, но молодёжь воспринимает это близко к сердцу, как вопиющую несправедливость.

В таких условиях мою работу скрашивали лишь уверенность, что я тружусь на благо бедных людей, и письма М., которые еженедельно приходили ко мне из Германии. Отвечая на эти письма, я день за днём описывал свою жизнь. Думая о М., я находил в себе силы для занятий и чтения. Между прочим, я начал писать роман, но что побудило меня к этому, какие чувства владели мною в то время, сейчас уже не припомню.

4

Воскресным летним утром, когда я ещё нежился в постели, ко мне в Асабу примчался старший брат, работавший в газете "Асахи", и, склонившись над изголовьем, прокричал:

— Эй, просыпайся, Арисима покончил с собой, по сговору.

Поражённый, я вскочил с постели. Брат показал мне утренний выпуск газеты. Сонными глазами я увидел на третьей странице излучавшее доброту сильно увеличенное лицо писателя, а рядом — лицо молодой женщины.

— Вот уже какое-то время он пропал без вести, его искали по всей стране, а он на вилле в Каруидзаве повесился на пару со своей любовницей. Говорят, она замужем, жуткое дело!

Слушая то, что мне говорит брат, не могший сдержать чувств, я жадно читал газетную статью. Это было похоже на сон, трудно было поверить, что такое возможно. Арисима, который, потеряв жену, посвятил всего себя воспитанию детей и творчеству, совершил самоубийство вместе с чужой женой! Для тех, кто знал лишь внешние обстоятельства его жизни, тех, кто читал его произведения, это было как гром среди ясного неба. Но в газете был приведён даже текст предсмертной записки, ошибки быть не могло. И всё же…

В то время молодёжь искала в литературе основы для своей жизненной позиции. Арисима, прославившийся изображением совестливой любви, пользовался всеобщим доверием, выход в продажу каждого номера его журнала "Источник", точно это был источник любви, ожидался с нетерпением, раскупался нарасхват. Арисима был поистине духовно-нравственной опорой тогдашней молодёжи, её надеждой, примером для подражания. Ныне ни в каком из слоёв общества нет такого человека, которому бы вся молодёжь, независимо от социального положения, доверяла, как Арисиме. Поэтому его романтическая смерть всколыхнула всё общество, вызвала скорбь и в то же время явилась причиной шумной дискуссии.

Незадолго до случившегося Арисима раздал принадлежавшие ему сельскохозяйственные угодья на Хоккайдо крестьянам-арендаторам. Он опубликовал "Манифест одиночки", в котором сокрушался о том, что принадлежит к обречённому на гибель классу. Он покинул особняк в Банте, в котором привык жить, и поселился в снятом доме, сделав первый шаг к тому, чтобы отказаться от своего имущества. По этому поводу Арисима подвергался яростным нападкам, но теперь все кому не лень спешили связать его общественную позицию с самоубийством на любовной почве. И всё же многих это страшное событие искренне опечалило, так как лишило их образца для подражания, нравственного ориентира.

Мы с братом оба были членами общества "Листья травы", считали Арисиму своим учителем, поэтому его смерть стала для нас сильным ударом.

Наверное, мне следовало извлечь из происшедшего ту трагическую истину, что малодушие губит благие намерения, но я по своему неразумию лишь подивился непрочности любовных уз, вспомнив одно происшествие, относящееся к эпохе общества "Листья травы". Как-то раз в день заседания общества выдался на редкость холодный, снежный вечер. Когда я пришёл к назначенному часу, никого из членов общества ещё не было, Арисима в своём просторном кабинете сидел в одиночестве перед печкой. Я хоть и являлся членом общества, но не был с Арисимой на короткой ноге и, оказавшись с ним один на один, растерялся, не зная, о чём говорить. По своему школярскому простодушию я решил, что должен рассказать почитаемому мною писателю о том, что для меня более всего важно. Я стал рассказывать о М. и её отце. Арисима с некоторым удивлением на лице выслушал меня, но, по-видимому, воспринял мою исповедь со всей серьёзностью.

— Вам следует копить в себе то, что могло бы заслужить благословение её отца, — посоветовал он.

Потом некоторое время помолчал и, точно удаляясь в воспоминания, заговорил о покойной жене.

Он показал мне юмористические рисунки и рассказы, которые во время болезни жены по его просьбе рисовали и сочиняли его знакомые, чтобы хоть как-то её утешить. Показал посмертный стихотворный сборник жены "Скабиозы". Говорил он при этом так, как будто она не умерла, как будто она всё ещё была с ним.

На стене кабинета висел поясной фотографический портрет его жены в натуральную величину. Даже в те вечера, когда собиралось общество "Листья травы", его маленькие дети, придя пожелать ему спокойной ночи, обязательно кланялись в сторону портрета со словами: "Мамочка, спокойной ночи!" Тогда же он рассказал мне, что эту фотографию его жена заказала перед рождением первого ребёнка, сказав: "Для женщины рожать — то же, что мужчине отправляться на фронт!" В тот момент я подумал, что Арисима потому так старается внушить детям, что их мама не умерла, что для него самого она по-прежнему жива.

Все считали, что Арисима не женится во второй раз из-за любви к детям, но я отчётливо, как мне казалось, ощутил тогда, что причина — в его любви к покойной жене. Выслушав мой рассказ о М., Арисима сказал мне, что любовь сильнее смерти, благодаря любви умершие продолжают жить. Я был уверен, что он с таким умилением говорит мне о своей покойной жене потому, что хочет меня приободрить. Когда пришли остальные члены общества, он отложил посмертный сборник стихов в сторону и заговорил о своём новом романе, который в то время писал.

И этот Арисима совершил самоубийство с чужой женой!..