Легенда о Побратиме Смерти - Дэвид Геммел

Две женщины, опустившись на колени, поставили перед ними миски с мясом. Из юрты Ниобы послышались крики, и женщины засмеялись. Друсс покраснел и молча стал есть. Женщины ушли, а Нуанг сказал:

— Твой друг к рассвету сильно утомится.

Друсс лежал, глядя на звезды. Обычно он засыпал сразу, но в эту ночь ему не спалось. Он сел и сбросил с себя одеяло. В лагере было тихо, и от костров остались только мерцающие угли. Нуанг предложил Друссу ночевать в своей юрте, но тот отказался, предпочитая спать под открытым небом.

Друсс взял свой топор, шлем, колет с серебряными наплечниками, встал и потянулся. Ночь была холодная, ветер проникал под щиты, поставленные между юртами. У Друсса было неспокойно на душе. Он надел шлем, натянул перчатки, отодвинул полотняный ветровой щит и вышел в степь. Часовой сидел под ракитовым кустом, завернувшись в козью шкуру. Друсс узнал юного Менга, которого Нуанг представил ему как своего младшего племянника. Мальчик посмотрел на него, но ничего не сказал.

— Все ли спокойно? — спросил Друсс.

Мальчик кивнул, явно смущенный.

Друсс прошел к черным скалам и сел на камень футах в пятидесяти от караульщика. Днем степь казалась сухой и негостеприимной, но холодная магия ночи придавала ей мрачную загадочность, и в скалах таились невыразимые ужасы. Глаза шутили шутки с разумом. Валуны превращались в согнувшихся демонов, и казалось, будто они шевелятся, а ветер свистящим шепотом повествовал о муках и смерти. Друсс не остался равнодушен к этим лунным чарам. Чтобы отогнать непрошеные страхи, он смотрел на луну и думал о Ровене, оставшейся дома. Все годы после ее спасения он очень старался дать ей почувствовать, что она любима и нужна ему. Но глубоко в его душе гнездилась боль, не замечать которой он не мог. Ровена прежде любила Мишанека, а тот любил ее. Однако Друсса терзала не ревность, а чувство глубокого стыда. Когда разбойники много лет назад похитили Ровену, он отправился искать ее с решимостью, не знавшей преград. Он добрался до Машрапура и стал кулачным бойцом, чтобы заработать денег на проезд в Вентрию. После этого он переплыл океан, где сражался с пиратами, вступил в полуразгромленное войско принца Горбена и стал там первым воином. Все это он делал, чтобы найти Ровену, влачившую, как он думал, жизнь рабыни, и спасти ее.

Но со временем он узнал правду. Ровена, лишившись памяти, полюбила Мишанека, стала уважаемой и любимой женой и жила в роскоши, довольная и счастливая. И зная все это, Друсс продолжал воевать на стороне солдат, которые разрушили город, где она жила, и убили человека, любимого ею.

Друсс видел, как сражался Мишанек против Бессмертных, и видел, как эти отборные бойцы отступали в страхе перед израненным воином, окруженным трупами убитых врагов.

«Ты был настоящим мужчиной, Мишанек», — прошептал Друсс и вздохнул. Ровена никогда не корила его смертью Мишанека — да они никогда и не говорили о нем. Но теперь, в этой безмолвной пустыне, Друсс понял, что это было неправильно. Мишанек заслуживал лучшего, как и Ровена — милая, нежная Ровена. Она хотела одного: выйти за крестьянина, которым сделался Друсс, построить дом и растить детей. Но Друсс, бывший крестьянином когда-то, уже не мог вернуться к прошлому. Он вкусил радость битвы, хмельной дурман насилия, и даже любовь к Ровене не могла удержать его в родных горах. А детьми судьба их не благословила. Друсс, так желавший иметь сына, ощутил мимолетное сожаление, но тут же изгнал его из своих мыслей. Он подумал о Зибене и с улыбкой признал, что они не так уж отличаются друг от друга. «Оба мы мастера бесплодных дел, — сказал он мысленно, — я дерусь по поводу и без повода, ты предаешься любовным утехам без любви. Что мы можем дать этому истерзанному страданиями миру?» Ветер усилился, и беспокойство Друсса возросло. Прищурившись, он всматривался в степь. Все было тихо. Он вернулся к мальчику и спросил:

— Что говорят дозорные?

— Ничего. Ни гайинов, ни Спинорубов.

— Когда их сменят?

— Когда луна коснется самой высокой горы.

Значит, скоро, подумал Друсс, посмотрев на небо. Он снова отошел в сторону — тревога не оставляла его. Надо было устроить ночлег среди скал — водятся там демоны или нет. Вдали показался всадник — он помахал Менгу и рысью въехал в лагерь. Вскоре в степь выехал сменивший его воин. Появился второй дозорный, за ним третий. Друсс подождал немного и спросил мальчика:

— Разве в дозор посылали не четверых?

— Точно, четверых. Джодаи, наверно, дрыхнет где-нибудь. Дядя будет недоволен.

Ветер переменился. Друсс вскинул голову и понюхал воздух, а после схватил мальчишку за плечо и поднял на ноги.

— Буди своего дядю — быстро! Скажи, чтобы все отступали в скалы.

— Убери руки! — Мальчишка замахнулся, но Друсс притянул его к себе.

— Слушай, парень: смерть рядом. Ты понял? Кто знает, успеем ли мы. Беги со всех ног, если жизнь дорога!

Менг припустился к лагерю, а Друсс с топором в руке неотрывно смотрел в пустую, казалось бы, степь. Потом и он вернулся в лагерь. Когда он протиснулся за щит, Нуанг был уже на ногах. Женщины торопливо укладывали одеяла и провизию, шепотом утихомиривая детей. Нуанг подбежал к Друссу и спросил:

— Что ты видел?

— Не видел, а чуял — гусиный жир. Уланы смазывают им сбрую и кольчуги, чтобы те не ржавели. Их кони спрятаны где-то близко.

Нуанг выбранился и отошел. Зибен вылез из юрты, застегивая свою перевязь. Друсс махнул ему и указал на скалы в сотне шагов от них. Надиры, раздвинув ветровые щиты, уже бежали через открытое пространство. Оставшиеся воины заводили коней в глубокую расселину. Друсс занял место в хвосте отряда. Одна из женщин упала на бегу, и он помог ей встать. Она несла на руках ребенка и вела за руку другого, едва научившегося ходить. Друсс поднял малыша на руки и побежал вместе с ней. Еще не все женщины успели добраться до скал, когда из ближней балки появились пятьдесят улан. Они наступали пешими, сверкая клинками при луне.

Передав ребенка объятой ужасом матери, Друсс поднял Снагу и обернулся к солдатам лицом. Несколько надирских воинов, вскарабкавшись на скалы, уже осыпали врага черными стрелами, но готиров надежно защищали панцири, кольчуги и шлемы с забралами. Вдобавок каждый прикрывался круглым щитом, пристегнутым к левой руке. Стрелы большей частью отскакивали от них, не причиняя вреда, — только один солдат, раненный в бедро, зашатался и упал, потеряв шлем с белым плюмажем.

— Целься ниже! — заорал Друсс.

Пятясь, он продвигался к узкому проходу в скалы. Первые трое улан ринулись вперед, и он с ревом прыгнул им навстречу, раскроив Снагой шлем первого и убив второго обратным ударом, распоровшим живот. Третий взмахнул саблей, но она отскочила от черного шлема Друсса. Снага со свистом обрушился на прикрытую кольчугой шею солдата. Прочная кольчуга не дала лезвию рассечь кожу, но тяжесть удара вдавила звенья в шею и раздробила позвонки. К месту схватки подоспели еще несколько солдат. Первый попытался заслониться от топора деревянным, укрепленным железом щитом, но Снага расколол щит надвое и разрубил руку под ним. Улан с криком упал, увлекая за собой еще двоих. Узкий проход позволял нападать только трем сразу, а остальные толклись сзади. Надиры сверху швыряли камни и обстреливали незащищенные ноги врагов.