Закулисье Февраля. Масоны, заговорщики, революционеры - Константин Писаренко

Судьба конституционного монархиста решалась исполкомом Петросовета вечером 27 апреля. Заседание завершилось глубокой ночью 28-го. 23 человека проголосовали против участия советских партий в правительстве, 22 – «за», и двое воздержались. Казалось, Милюков устоял. 29 апреля он даже счел возможным покинуть Петроград, выехав с румынской делегацией в Могилев, на встречу с генералами Ставки. Между тем вечером 30 апреля исполком Петросовета собрался вновь для повторного обсуждения вроде бы уже рассмотренной проблемы. А на этот раз расклад получился иным. Коалицию одобрили 44, не одобрили 19 членов комитета, продолжили колебаться по-прежнему двое.

Неприятная новость побудила Павла Николаевича срочно вернуться в столицу. Впрочем, возвращение министра вечером 1 мая ничего уже не меняло. Переговоры Петросовета с правительством о составе кабинета длились три дня, со 2 по 4 мая, и ночью 5-го формирование было завершено. Милюкову предложили пост министра народного просвещения, от которого тот ожидаемо отказался. В итоге важное препятствие на пути возвышения Маниковского исчезло, и, стоит признать, не без чьей-то хитроумной интриги. Мемуары Церетели и Гучкова приоткрывают интересные факты на этот счет. Во-первых, в ночь на 28 апреля против коалиции голосовали Чхеидзе, Скобелев и сам Церетели, «за» – из авторитетных фигур один внефракционный социал-демократ Н.Н. Суханов. Ровно через двое суток, вечером 30-го, мнение меньшевистских вождей претерпело удивительную метаморфозу. Они поголовно высказались за нее. По словам Церетели, причина – новость об отставке Гучкова. На что Суханов в собственных мемуарах резонно возразил: отставка Гучкова не причина, а повод. И верно, Гучков заявил Г.Е. Львову об отставке вечером 29 апреля после экстренного заседания министров на квартире князя-председателя, на котором Керенский и Терещенко подняли вопрос об осуждении внешнеполитического курса Милюкова и перемещении лидера кадетской партии на пост министра народного просвещения. Все, кроме Гучкова, либо одобрили инициативу, либо, как Львов, промолчали. Возмущенный подобной атакой, военный министр попробовал громко хлопнуть дверью. Но эффект получился обратный.

В коалиционном правительстве Керенский занял должность военно-морского министра, Терещенко – министра иностранных дел. А какое «серое преосвященство» таилось за их спиной? Некрасов, «брат» Чхеидзе, Скобелева и… Суханова по ВВНР. Примечательно: Суханов, вспоминая первые дебаты в исполкоме, так и не сумел внятно объяснить, почему он голосовал «за» коалицию, хотя везде выступал «против». Свидетельства Гальперна и Чхеидзе о масонстве Николая Николаевича помогают найти разгадку. С Сухановым, социал-демократом, близким к большевикам, которые идею альянса отвергали, Некрасов предварительно переговорил. Зато с лидерами меньшевиков, вроде бы затее с союзом партий сочувствующих… не успел. Ошибку исправил 28 или 29 апреля. В ответ «братья» попросили снабдить их уважительным предлогом для пересмотра решения. Для того у Львова и собрались члены правительства. Намечалось, скорее всего, официально, без оргвыводов, отмежеваться от Милюкова. Но тут подставился Гучков… Как следствие, А.А. Маниковский с 30 апреля по 5 мая исполнял обязанности военного министра.

Кто теперь стоял в очереди на «вылет»? Разумеется, князь Львов. Ведь он военному не уступит место по доброй воле. А вот А.Ф Керенский мог бы. Что замышлял Некрасов, нам остается лишь догадываться, ибо очередной кризис, июльский, вновь ускорил события, вынудив Г.Е. Львова уже 7 июля сложить с себя полномочия министра-председателя. Сюрприз преподнесла стихия, в одночасье разрушившая привычный порядок вещей. Во-первых, она наглядно продемонстрировала, насколько быстро и высоко вырос авторитет партии большевиков. Практически Петроград (рабочие коллективы и полки гарнизона) подчинялся им, а не вождям Петросовета и, тем более, временному правительству. Во-вторых, мятеж обнажил факт, доселе не бросавшийся в глаза. Все герои Февраля – и кадеты, и эсеры, и меньшевики, и даже большевики – буквально копировали Николая II. Как и свергнутый «тиран», «демократы» вершили дела, исходя из близких сердцу идеологических догм, а не реальной ситуации. Дважды (в ночь на 4-е и в ночь на 5-е июля) многотысячная вооруженная толпа являлась под стены Таврического дворца и мирно требовала у исполкома Всероссийского Совета рабочих и солдатских депутатов, образованного неделей раньше, принять всю полноту власти. И дважды никто ничего не предпринимал: и кадеты, и эсеры, и меньшевики, и большевики в растерянности бездействовали, ибо происходящее не вписывалось в их стройные концепции поэтапного развития революции от буржуазной к социалистической. А четыре месяца – слишком малый срок, чтобы считать первый ее этап законченным. Если бы не демарш министра юстиции П.Н. Переверзева, обнародовавшего сообщение с обвинением большевиков в шпионаже в пользу Германии, еще неизвестно, чем бы кризис завершился. Огласка разведданных повлияла на позицию солдат нейтральных полков (измайловцев, преображенцев, семеновцев), которые около часа ночи 5 июля поспешили на защиту Совета, к тому моменту никем не осаждаемого. Разочарованные всеми солдаты и рабочие просто разошлись. Впрочем, освобождение от верных большевикам отрядов двух важных объектов – Петропавловской крепости и особняка Кшесинской – длилось еще полтора дня, до полудня 6 июля. И тогда же Переверзев покинул правительство по воле Некрасова и Терещенко, возмущенных самоуправством коллеги.

Опять же, как и в апреле, народные волнения сами по себе не привели к отставке неугодной персоны. Львов не планировал уходить. Его выдавили. На заседании кабинета 7 июля фракция социалистов, ссылаясь на общественные настроения, внесла три предложения, для князя неприемлемые – немедленные роспуск царского парламента (Госдумы и Госсовета), провозглашение России республикой и утверждение аграрной реформы в редакции министра В.М. Чернова. Львов предвосхищать вердикты Учредительного собрания счел для себя непозволительным и тут же подал в отставку, рекомендовав преемником Керенского. 8 июля в отсутствие Александра Федоровича (уехавшего днем 7-го на фронт), под председательством Н.В. Некрасова, министры санкционировали реорганизацию правительства и избрание нового главы с его заместителем – Керенского и Некрасова. После чего о трех условиях, отвергнутых Львовым, все благополучно забыли. До другого кризиса, августовского…

Пусть благодаря уловке Переверзева и пассивности самих большевиков временное правительство удержалось у власти, авторитет оно при том нисколько не нарастило. Наоборот, поражения на фронте, в Галиции, отсрочка до созыва Учредительного собрания всех важнейших реформ добили его остатки. Между тем большевизацию Петрограда и страны июльский кризис не обратил вспять, не прекратил, а всего лишь замедлил. На горизонте отчетливо обозначились две реальные перспективы – либо новая коалиция, с участием большевиков, либо гражданская война.

Контуры подобной коалиции легко угадывались: она фактически повторяла конструкцию, озвученную Некрасовым 27 февраля – генерал во главе Совета из делегатов от всех левых партий. Понятно, что в средине лета 1917-го большевики по праву могли рассчитывать на большую квоту в нем, чем ранней весной. И, как ни странно, в июле – августе они, в отсутствие Ленина, скрывавшегося в Разливе, затем в Финляндии, скорее приняли бы заманчивое предложение, чем отвергли. Конечно, многое зависело от кандидата на роль военного лидера. А тут креатура Некрасова – А.А. Маниковский – подходила как нельзя лучше. Его уважали в войсках, к нему не питали отвращения социалисты, в том числе и большевики. Дело оставалось за малым: готовности А.Ф. Керенского уступить первенство более достойному.