Простодурсен Лето и кое-что еще - Руне Белсвик

Ночью просто открыть глаза не помогало – всё равно ведь темно. Поэтому ночью Пронырсен частенько развлекался, представляя себя кем-нибудь другим. Иной раз он твёрдо решал согнать каменную куропатку с её камня при первом же случае.

В тот день Пронырсен решил смастерить каменную мебель. Стол и пару стульев. Он присмотрел себе несколько плоских пластинчатых камней – из них получатся отличные сиденья для стульев и столешница для стола. Прежде чем приступить к работе, он хотел только последний разок сгонять туда-обратно исподтиха.

Замечательная всё-таки забава! От неё в ногах щекотка, в животе замирание, и настроение делается на пять с плюсом.

Пронырсен закрыл глаза и сразу услышал, как заворочался в частом подлеске исподтих. Такого страшного он ещё не видал. Шерсть густая, чёрная. Огромная твердолобая башка с маленькими жёлтыми глазками. Вот страшилище вылезло из кустов. Повело носом. Вернее, огромным, мокрым, чёрным глянцевым пятаком. Чем тут пахнет? Старым хлебом? А ещё? Не Пронырсеном ли тянет вон из той пещерки? Пронырсен – это хорошо, Пронырсенами исподтих давненько не лакомился. Он голодно заурчал и большими шажищами припустил в сторону Пронырсена. Тот быстро открыл глаза. Фуф. Успел.

– Ну что, исподтишок – на голове горшок? Ой, куда это ты делся? Что ли страху объелся?

Да, исподтих исчез, из великанов осталась только лихоманка поваленная. Она растопырила ветки во все стороны и царапала небо.

– Эй, старина, – обратился Пронырсен к своему топору, – негоже нам баклуши бить весь день. Давай смастерим мебель на случай гостей.

«При чём тут гости?» – сам изумился Пронырсен, услышав свои слова. Какие гости в разгар отпуска? Все ушли в горы, в крайнем случае вниз по реке. Пронырсен это отлично знал, потому и двинул в другую сторону. Чтобы точно ни с кем не встретиться. Гости ему не нужны. Или нужны?

– Я хочу сделать стол и два стула, – сообщил он топору. – И чтоб никакого шума, для кого второй стул, понял? Один мне, один тебе. А если кто-то вздумает задавать нескромные вопросы, то я скромно на них не отвечу. Я в отпуске. И вообще – может, это стул для исподтиха. Пусть посидит, а то всё на ногах да на ногах.

И Пронырсену ужасно захотелось подразнить исподтиха ещё разок. Он зажмурился и приготовился. Ждал, ждал – никого. Терпеливо подождал ещё, но исподтих так и не появился. Неприятно только, что вместо него Пронырсену привиделись эти… отпускники. Вот они сидят в палатке, объедаются сладкими кренделями, рассказывают смешные истории и хохочут. Ещё не хватало на это смотреть. Пронырсен открыл глаза – и увидел странное.

Светило солнце. Мириады капель блестели в траве, кустах и кронах. Прозрачная чистая красота. Как настоящая картина. И скоро просохнет хомятка. Но он, Пронырсен, тем временем усвистит далеко-далеко.

Домой его не тянуло. Сейчас обогнёт дерево – и вперёд, вперёд, пока голод не прижмёт. В этой пещере он неплохо обжился за три долгих дня. Тут хорошо. Но дальше, может, и получше пещеры встретятся.

– Я Пронырсен, – объявил он топору. – Взял у себя отпуск, пошёл в поход. И хочу посмотреть ещё кусочек большого мира. Так что раз-два-пять – мы идём опять.

И он пошёл. Везде были деревья. Слева за деревом – дерево. И справа тоже. И наискосок. И между двумя непременно третье. За рядом одинаковых – новый ряд таких же. А за ними старые. И снова новые. Большие. Маленькие. И крошечные, едва проклюнувшиеся из семян, которые деревья сеют вокруг, чтобы народилось ещё больше деревьев. Некоторые деревья упали и безмятежно превращались в землю. В чёрный перегной, напичканный деревьями. Кривыми. Ровными. Косыми. Прямыми. Кустарником. Подлеском. Семена, земля, ветки, корни, кусты, подлесок, деревья…

Среди всего этого Пронырсен отыскал дорогу. Время от времени он останавливался и оглядывался по сторонам. Ждал, не погонится ли за ним исподтих.

Пронырсен оказался горазд ходить. Он переваливал через косогоры. Спускался по склонам. Переходил болота. Обходил замшелые валуны. Миновал каменную россыпь. Продрался сквозь заросли. Не напоролся на исподтиха, не попал под напроломса. И вдруг вышел к концу света.

Жуть. Ни деревца. Ни камешка. Ни горки. Ни норки. Ни травинки.

Что весь мир кончится – такого Пронырсену и во сне привидеться не могло. Единственное, что осталось от сгинувшего мира, – две скалы на горизонте посреди пустоты. За ними, и перед ними, и вокруг них не было ничего. Небо тянулось дальше, а земли не было. Невероятно!

Пронырсен решил дойти до самого края земли. Сначала под ногами были мелкие камешки. Потом песок. Мелкий, приятный. А после песка начиналось ничто.

Пронырсен вжал туда топор. Топор промок. С него капала вода.

Так это всё проделки реки! Как он сразу не догадался. Она течёт сквозь всю их маленькую страну день и ночь без остановки, несёт куда-то свои воды. Значит, сюда она их и прикатывает. Вон здесь воды сколько. Полмира уже покрыла. Если эту речку не остановить, скоро весь мир затопит.

«Мои дрова! – в ужасе подумал Пронырсен. – Если это мокрое непонятно что доберётся до моей норы, дрова промокнут! Или их смоет. Какой ужас! Надо спешить, надо перетащить их на гору».

Он провёл взглядом по горизонту. Ужас!

Он кинул в ничто камешек.

Бульк!

Он бросил ещё камешек.

Бульк!

Пронырсен почувствовал, как в жилах стынет кровь.

Сначала небеса вылили на землю прорву воды. Потом включили солнце, чтобы забрать воду обратно. Но три дня проливного беспросветного дождя в одну минуту не скруговоротишь назад.

Сдобсен повесил свои носки на куст посушиться, когда их отряд остановился на привал, и теперь с насквозь мокрых носков капала вода. Сдобсен выжал их и снова повесил сушиться.

Ковригсен снял с палатки тент, но оставил каркас: внутри него натянули верёвки и развесили сушиться одеяла, одежду, чемоданы и рюкзаки. Вокруг на всех камнях – и больших и маленьких – были разложены отсыревшие коврижки и крендели.

Утёнок обнаружил, что мокрая глина скользит. Он разбежался и скатился по размытому склону. Вскарабкался наверх и скатился снова. И тут с ним случилось то, чего не может быть.

Он нёсся вниз на полной скорости, расставив пошире крылья, чтобы удержать равновесие. И вдруг земля ушла у него из-под ног, и он повис в воздухе!

Потрясённый Утёнок ещё долго прислушивался к себе. Казалось, внутри завелось что-то странное и только и ждёт расправить крылья во всю ширь. А что это такое в нём угнездилось, Утёнок не понимал. Впрочем, думать сейчас времени не было. Он мечтал всласть накататься с горки, как раньше. Но не тут-то было: по-старому больше не каталось. Озадаченный Утёнок притулился к стоеросу и всё-таки задумался.

«Я оторвался от земли, – думал он. – Внезапно лёг на воздух. А теперь меня трясёт».