Моя любимая Эми. История о том, как я дважды потеряла свою дочь - Дженис Уайнхаус

10 февраля, чтобы совпасть по времени с Лос-Анджелесом, наше шоу в Лондоне началось в 23:30, и примерно в 20:00 нас с Тони забрали из Барнета. Я и забыла, когда в последний раз была так рада видеть Эми – в больнице она явно похорошела. Я молилась, чтобы лечение продолжилось. Возможно, благодаря молодости Эми могла сегодня выглядеть как труп, а завтра светиться, заставляя нас всех верить в светлое будущее.

Осознание происходящего еще не настигло меня, но я уже безумно нервничала. Хоть и выступать в Лондоне Эми вынудили обстоятельства, это очень много значило для нашей семьи. Все, кто мог, приехали поддержать ее в это важное для карьеры и лечения время, чему я была безмерно рада.

Я почувствовала наэлектризованность воздуха, как только вошла в зал. Сцена была украшена под клуб – большие бордовые шторы на фоне, сценическая подсветка и красивые торшеры вокруг. Когда я зашла за кулисы, техники настраивали микрофоны. Я глубоко вздохнула. Ощущения были нереальными. Несмотря на сложные несколько месяцев, что-то во мне ожило, и я убедилась в этом, увидев Эми.

Эми выглядела невероятно свежей. Она набрала немного веса, и ее прекрасные глаза вновь заблестели. С ней была медсестра – было ясно, что Эми ничего не употребляла. Она немного выпила, но это было меньшим из зол. Это была Эми, которую я не видела очень давно: не только здоровая, но и полная трезвого энтузиазма. Даже сегодня воспоминания о том вечере делают меня счастливой.

Наконец пошли награды. Первой Эми выиграла награду как лучший новый исполнитель. Затем – «Лучший поп-вокальный альбом» за Back To Black, «Лучший женский поп-вокал» и «Лучшая песня года» за «Rehab». Эми начала выступать примерно к трем часам ночи. Зал гудел – действительно гудел. Никогда прежде я не видела, чтобы на ее выступлениях меж рядов ходили такие искры.

Часть выступления Эми пела для приглашенных гостей, а вторую часть – для прямой трансляции. Она начала с «Addicted», а через какое-то время приостановилась, чтобы ее со сцены представил актер Кьюба Гудинг – младший, бывший в то время в Лондоне. Она спела «You Know I’m No Good», перетекшую в «Rehab», смеясь и танцуя на протяжении обеих песен. «Это потрясающе! – подумала я. – Она все преодолеет, я уверена».

После этого выступления на сцену вышли Тони Беннетт и соул-певица Натали Коул, чтобы объявить номинантов на «Лучшую песню года». Дело было не только в том, что Беннетт был кумиром Эми с самого детства, но и в том, что ей предстояло выстоять против таких вокалисток, как Рианна и Бейонсе. Когда было объявлено, что Эми победила с песней «Rehab», время остановилось.

Немногое в жизни оставляло Эми безмолвной, но она стояла на сцене как парализованная. Я светилась от счастья, аплодировала и смотрела на ее лицо – она не сразу поняла, что произошло. Зал взорвался. Все вокруг меня стали скандировать: «Эми! Эми! Эми!» Митчелл бросился на сцену, чтобы обнять ее, и я двинулась следом, поднявшись с помощью ребят из группы. Она подошла и обняла меня. Это объятие было таким… в нем было столько всего, что никто не смог бы этого понять.

«Я люблю тебя, мам», – сказала она мне на ухо.

«Я так тобой горжусь», – ответила я ей.

Эми прижала меня к себе, подойдя к микрофону, но в последний момент она склонилась ко мне и выдала: «Я понимаю, что выиграла, мам, но я не знаю, что сказать».

Я прагматично посоветовала: «Сохраняй спокойствие и поблагодари всех».

Она взяла себя в руки. Во время ее обращения к аудитории я встала рядом с ней, а она держала мою руку – прямо как в детстве.

«Грэмми» была вершиной, и к концу вечера Эми взяла пять наград. Один огонек загорелся вновь. Этого хватило, чтобы я смогла вновь с надеждой взглянуть в будущее. Я вспоминаю тот вечер с чувством надежды и душевной легкости. В тот момент мы воссоединились. Эми вновь, хоть и на короткое время, стала моей малышкой. Если бы я только могла вернуть хотя бы секунду того времени. Мне было бы достаточно лишь прикосновения к ней.

Тем февралем, сразу после «Грэмми», Эми вновь переехала в Джеффрис-Плейс. Она говорила об этом уже во время лечения в Капио Найтингейл, потому что хотела начать все заново. Если точнее, она хотела уехать подальше от Алекса Фолдена, ее «дружка по наркотикам» в Боу. Она заплатила 130 000 фунтов за то, чтобы он лег с ней в больницу, но они не могли быть трезвыми, находясь рядом. Несмотря на смену обстановки, Эми было сложно не употреблять, а небольшой прогресс перед «Грэмми» не оказался тем переломным моментом в жизни Эми, за который я его приняла.

В середине февраля Эми выступила на BRIT Awards в дуэте с Марком Ронсоном. Она была номинирована на «Британский сингл» с песней «Valerie», однако в итоге ушла ни с чем. Она была пьяна, выступление получилось средненьким, но ей удалось достойно продержаться до конца. Вдобавок она подцепила импетиго – крайне заразную кожную инфекцию, так что ее щеки были заклеены пластырями. Я вновь забеспокоилась о ее падающем весе – виной были вещества, которыми она накачивала свое тело и которые вредили ее иммунитету. На удивление, она стала одержима своим здоровьем, почти дойдя до ипохондрии. Она постоянно жаловалась на сухость в горле, простуду или боли в животе – но это не мешало ее разрушительным привычкам. Как фармацевт я всегда следила за своим здоровьем, но Эми словно не видела связи между своими болячками и образом жизни.

В марте Эми переехала из Джеффрис-Плейс в дом за углом, Провс-Плейс, который, насколько я знаю, она арендовала у солиста The Specials Терри Холла. Она очень ждала этого, и мне кажется, что переезд был очередным этапом ее поиска подходящего места для трезвости. Лично я не считала постоянные скитания спасением – Эми нужно было разобраться во внутренних причинах своей зависимости, – но все же я наделась, что переезд внесет свою лепту. Хоть мы и не всегда понимали логику ее действий, она знала, что делала, и настаивала на этом.

Вскоре после ее переезда в Провс-Плейс я пришла навестить ее. Она выглядела лучше, чем за все последние недели, и, как только я перешагнула порог, она тут же указала пальцем на гараж, перестроенный под спальню для гостей, с личной ванной.

«Это твоя комната, мам», – сказала она, и я рассмеялась.

«В моем доме тоже всегда есть место для тебя», – ответила я, обнимая ее. В душе я понимала, что она не примет это приглашение.

Я сомневалась, что новый дом подарит ей необходимое уединение, учитывая рой фотографов под дверью. Однако этот привал оказал на нее хоть и краткосрочный, но благотворный эффект. Вскоре она рассказала Митчеллу, что хочет очиститься. Она не хотела ложиться в больницу, предпочитая домашнюю детоксикацию. Эми было важно везде ощущать комфорт, и с ее деньгами она могла себе это позволить.

Доктор Эттлингер и его партнер доктор Кристина Ромет руководили детокс-программой, а две медсестры работали посменно, наблюдая за медикаментозным обеспечением Эми. В этот раз вместо «Субутекса» решили использовать метадон, но для начала программы Эми требовалось оставаться трезвой на протяжении нескольких часов.

Эми провалила попытку, не успев начать. Перед началом лечения она курила героин, что сделало прием препаратов невозможным. Мне было жалко медсестер. Они пытались делать свою работу, и лишь богу известно, как сложно бывает с Эми. Ни семья, ни врачи больше не могли ничего сделать. Лишь сама Эми в конце концов могла принять решение.