Властелин наслаждений - Джессика Трапп

Годрик обнял ее за плечи, желая хоть как-то защитить от прошлого. Подняв, он посадил ее к себе на колени и почувствовал, какая она слабая и хрупкая.

– Здесь ты в безопасности.

Она положила голову ему на плечо, поджала ноги и уставилась на огонь.

– И что произошло потом?

– Я потеряла сознание, и солдаты, подумав, что я мертва, не тронули меня. Когда я пришла в себя, то увидела, что мама лежит, свернувшись в клубочек, и ее бедра в крови.

– Боже! Сколько же тебе было тогда?

– Одиннадцать.

– А твой отец?

– Он был далеко – сражался в армии Ланкастера. Я иногда думаю: может, лучше бы мама умерла сразу же. Наверное, это ужасно, да?

Годрик осторожно погладил ее по голове. Прежде у него не было возможности взглянуть на войну глазами женщины. А он еще пожалел негодяя Оуэна. Надо было убить этого щенка, а не пороть.

– Что было потом?

– Я привела маму в чувство, и нам удалось добраться до безопасного места. Она умерла девять месяцев спустя.

– Демьен?

– Да. Когда ты похитил меня из моей спальни, я подумала…

– Мейриона… – Он легонько поцеловал ее. – Я не отрицаю, что страстно желаю обладать тобой, но у нас все будет по-другому. К счастью, мы оба знаем, что мне не придется принуждать тебя.

В одно мгновение Мейриона вскочила с его колен, жилка, пульсирующая у нее на шее, выдавала биение ее сердца.

– Нет, нет и нет. Мой отец так никогда и не оправился. Когда мама умерла, он обвинял всех: Бога, себя, Демьена. Если я предам его, он этого не переживет. Я должна выполнить свой долг перед семьей.

– Успокойся, малышка, мы обсудим твои долги в другое время.

Внезапно раздался стук в дверь, и Годрик быстро повернул голову:

– Войдите!

В комнату вошел слуга с длинными, неопрятными усами и, внеся большую бадью, с глухим стуком поставил ее возле кровати. Еще несколько слуг начали наполнять бадью водой, от которой шел пар.

– Что-нибудь еще, милорд?

– Пусть повар пришлет вина. И узнайте, что случилось с этой глупой женщиной, которая должна была принести платье для моей пленницы.

Когда слуги удалились, Годрик показал Мейрионе на воду.

– После путешествия тебе наверняка хочется помыться.

Мейриона смутилась:

– Надеюсь, ты не собираешься сидеть здесь, пока я буду купаться?

Подмигнув ей, Годрик медленно поднялся:

– Конечно же, нет, миледи. Я собираюсь сам искупать вас.

Ее глаза расширились.

– Ты не посмеешь! Он засмеялся:

– Есть много вещей, в которых я позволю тебе сделать свой выбор, но это не тот случай. Ты забыла свое обещание по собственной воле лечь со мной в постель?

– Оно было дано под принуждением!

– Возможно. Тогда давай пойдем на компромисс. – Подняв брови, Годрик шагнул к ней, Мейриона даже не пошевелилась, хотя их тела почти соприкоснулись. «Хороший знак», – подумал он.

– Компромисс? – Откинув голову, она облизала губы. Боже, если бы она знала, как тонок деликатный слой любезности, то никогда бы этого не делала. Она волновала его кровь больше, чем какая-либо другая женщина. Годрик протянул руку, словно приглашая на танец:

– Сегодня я не заставлю тебя выполнять обещание, но взамен ты позволишь мне искупать тебя.

Несколько мгновений Мейриона смотрела на него, словно пытаясь проникнуть в его мысли. Самое скверное то, что она его слишком притягивает. Если она не скажет «да» добровольно, он все равно сорвет с нее одежду и плюхнет в бадью просто ради того, чтобы вновь увидеть обнаженной. Он слишком, слишком устал изображать из себя джентльмена.

Тем временем Годрик про себя уже начал вести отсчет, решив, что досчитает до ста, а там…

На числе девяносто Мейриона вложила свою руку в его ладонь, и он позволил себе выдохнуть.

– Поистине меня околдовали, – прошептала она, опуская глаза.

Он всего лишь искупает ее, и ничего больше. Конечно, это большой грех – позволить ему коснуться ее столь интимно, и все же ее кожа, предвкушая такое прикосновение, уже стала теплой.

Свет от огня плясал по стенам роскошной спальни, когда Годрик за руку вел ее к воде, пар от которой ленивыми завитками поднимался вверх.

Если бы только она могла оправдаться своей греховностью или необходимостью искупаться! Увы, в глубине души Мейриона знала, что желание смыть с себя дорожную грязь – ничто по сравнению с желанием принадлежать этому человеку.

Она вдруг остановилась и пальцами ног вцепились в ковер.

– Ты боишься, Мейриона?

– Нет.

– Вот и правильно. Тебе не надо меня бояться. Я не нарушу наш уговор.

Она задрожала:

– Я не боюсь.

Годрик властно привлек ее к себе так, что грудью она прижалась к его груди.

– Я хочу тебя, – сказал он просто.

Мейриона закрыла глаза, не желая, чтобы эти слова нашли отклик в ее сердце. Ей не следует ни ждать, ни желать его прикосновений. Долг перед семьей – вот о чем она должна думать.

Обхватив ее лицо ладонями, Годрик поцеловал кончик тонкого носа, потом каждую бровь. Если бы он был груб или принуждал ее, Мейриона могла бы сопротивляться, но у нее не было защиты от нежности. Ну почему он не может оставаться тем животным, образ которого она создала когда-то?

Отстранившись, Мейриона посмотрела на дверь спальни. Что, если она не заперта и ей удастся убежать? В любом случае после такой попытки Годрик перестанет быть таким добрым и не будет соблазнять ее.

– Ты, кажется, собираешься нарушить наш уговор? – Он еще плотнее прижал ее к себе. – Не проще ли покориться, ведь я говорил, что у тебя нет выбора. – Его голос звучал тихо и чувственно.

Их взгляды встретились, и Мейриона поняла, что навек потеряла свою бессмертную душу, заключив сделку с дьяволом.

– Позволь мне смыть с тебя прошедшие годы и то, что разделяет нас…

Зачарованная ласковыми словами, Мейриона, дотронувшись до шрама, изуродовавшего его щеку, кивнула, и он тут же склонился над ней.

«Я не позволю себе полюбить его». Возможно, Годрик Монтгомери и сможет заставить ее тело испытать все те удовольствия, о которых он говорил, но никогда не овладеет ее сердцем.

Языком он коснулся ее нижней губы, и она вся отдалась его поцелую. Прохладный воздух прошел по ее ногам, когда руки Годрика неспешно и уверенно начали приподнимать платье. Сначала он погладил ее ягодицы, прижимая влажное лоно к своему отвердевшему естеству.