Ева - Артуро Перес-Реверте

Кирос откинулся на спинку кресла и проговорил, не вынимая самокрутки, которая подрагивала у него во рту:

– Вроде помню.

– Чуть только началась заваруха, после первых же залпов он вас бросил – поставил дымовую завесу и удрал.

Капитан слушал, не шевелясь. Молча. Красный огонек сигареты то разгорался, то тускнел, а лицо теперь уже было неразличимо – в комнате стало совсем темно.

– Вас и сейчас оставят одного, капитан, – прибавил Навиа.

Огонек чуть шевельнулся.

– Вероятно.

Звучали голоса двух теней. Мрак сгустился, но Фалько не решался зажечь керосиновую лампу на комоде, чтобы не нарушить ненароком тон и ток беседы.

– Скажите мне вот что, – сказал Навиа. – Вы сдадите «Маунт-Касл»?

Ответа не последовало.

– Сдадите?

Красная точка отделилась от темного пятна и пошла вниз – Кирос вынул сигарету изо рта и теперь держал ее в руке.

– А вот если бы вы, – сказал он наконец, – стояли в нейтральном порту и республиканцы предложили вам деньги и безопасность, вы бы согласились?

– Я – другое дело. Я – офицер флота. Участвую в войне, которую считаю необходимой. В войне против марксизма, против всякой мрази, высасывающей из Испании кровь… Простите. Вы знаете, что я не вас имел в виду.

– Знаю.

– И я верю в то, что делаю.

В глубоком мраке виднелся теперь только уголек капитановой сигареты, время от времени становившийся ярче. Фалько поднялся и почти ощупью двинулся за лампой.

– Откуда вам знать, во что я верю или перестал верить? – спросил Кирос.

Фалько снял стеклянный колпак, поднес огонек своей зажигалки к фитилю и, подкрутив колесико, отрегулировал высоту пламени.

– Мы знаем, что вы верны своему арматору, который предоставил суда Республике, – сказал он, вернувшись к столику с лампой. – Что касается политических взглядов…

– Мои политические взгляды – мое личное дело. Я здесь как моряк, а не как политик. И мои взгляды сводятся к тому, чтобы исполнять свой долг.

Фалько поставил лампу. Маслянистый отблеск заиграл на лицах сидевших, резче обозначил скулы и надбровные дуги.

– Вот, кстати, насчет вашего долга, капитан… – сказал Фалько. – Ознакомьтесь. Получено вчера из надежного источника. – Он достал из кармана листок и протянул его Киросу.

Тот снова сунул сигарету в рот и вытащил из нагрудного кармана очки. Придвинул листок к свету и прочел вслух:

Посольство Республики в Лондоне и наше консульство в Биаррице подтверждают. Арматор Норенья получил убежище в Великобритании. Серьезные разногласия между партией басков и центральным правительством.

– Мне кажется, это освобождает вас от любых моральных обязательств перед судовладельцем, – сказал Фалько.

По неподвижному лицу моряка метались тени. Он перечел телеграмму.

– А их и не было, – сказал Кирос. – Сразу после франкистского мятежа Республика конфисковала весь флот Нореньи. Он был номинальным владельцем.

– Вот именно – был. И перестал.

Капитан спрятал очки и положил листок на стол.

– Разумеется.

– Ну, и к чему теперь приложить вашу верность?

Моряк впервые за все это время был озадачен. Он покосился на офицера, словно от него ожидая понимания или подсказки. Однако Навиа хранил молчание. Все шло так, как хотел Фалько: он вел игру. В доброго и злого полицейского. Но границ не переходил.

– Я исполняю свои обязанности, – повторил Кирос.

Фалько поморщился, показывая свое несогласие:

– У вас есть обязанности и перед вашими людьми, которых вы собираетесь вести на верную смерть. Или – если спустите флаг – в плен. – Он помолчал перед тем, как высказать самое главное. – Но скорей всего, как только они окажутся на берегу, их поставят к стенке. Не впервые пленных республиканских моряков расстреливают.

Он старался, чтобы эти слова не показались угрозой, но прозвучали они именно так.

– Расстреливают почти всегда, – пробормотал Кирос.

Гася сигарету, он ткнул ее в пепельницу с несвойственной ему резкостью, не укрывшейся от внимания Фалько. Не такой уж он и каменный. Да и кто бы не дрогнул на его месте? Слишком много жизней поставлено на кон, включая и его собственную. А в Луарке ждут жена и две дочки.

– В Танжере у ваших людей есть шанс выжить. И у вас тоже.

Кирос снова взглянул на военного моряка, словно отодвинувшегося на второй план.

– Как вы знаете, у меня в трюме груз, порученный мне Республикой. Я за него отвечаю.

– У вас в трюме испанское золото, – поправил Фалько. – Которое достанется русским и никогда не вернется в Испанию. Вы ведь знаете, как действует Сталин.

Повисло молчание. Кирос немного наклонил голову. Голубые глаза сейчас были неотрывно устремлены на лампу.

– На борту не только члены экипажа, – выговорил он наконец. – И эти люди мне не подчиняются.

– Мы знаем. Три коммуниста… Один – испанец. Хуан Трехо, комиссар флота.

– С ним дело иметь затруднительно, – пробормотал Кирос, словно размышляя вслух.

– Им можем заняться мы.

Фалько произнес эти слова с полнейшей непринужденностью. Кирос взглянул на него не без растерянности, словно не вполне поняв:

– Заняться?

– Ну да. Им и двумя другими.

Кирос сделал странное движение – чуть подался назад. Как будто вдруг понял, что дело зашло слишком далеко.

– Несомненно, – проговорил он задумчиво.

Фалько решил завершать представление. Все уже сказано. Они с Навиа переглянулись, молча придя к согласию.

– Мое предложение остается в силе. Капитан второго ранга также намерения свои обозначил ясно. Что три мили, что шесть – разницы никакой. Судьба «Маунт-Касл» решена.

Бегло взглянув в сторону Навиа, он как бы предоставил слово ему. Тот чуть наклонился над столом:

– Поверьте, капитан, я этого не хочу. По крайней мере – так… И особенно после того, как повели себя наши с вами люди.

Звучит чертовски искренне, подумал Фалько. И честно. И наверно, не только звучит, а так оно и есть. А вот я здесь – посторонний, осенило его. Два моряка, два профессионала толкуют о своем. И они столкуются независимо от того, какой флаг кого осеняет.

– Гарантии? – спросил Кирос.

– Сто процентов. Даю вам слово, – ответил Фалько.

– Не обижайтесь, но ваше слово ничего для меня не значит. – Кирос повернулся к офицеру: – Вы – даете слово?

– Даю.

Капитан «Маунт-Касл» поднялся. Поглядел сквозь темное окно в ночь.