Конторщица 2 - А. Фонд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Божечки, опять эта же хрень со мной начинается. У меня уже около двух месяцев периодически то пропадает, то появляется вкус и аппетит. Иногда я неделями не могу ничего есть — еда никакая, как несоленый омлет, даже самая-самая. И это при том, что я точно знаю, что продукты в этом времени вкусные. А мне вообще никак.
Вчера, когда мы вернулись с соревнований по водному поло, я набросилась на ужин, словно вернувшийся на каникулы к бабушке студент из общаги. Съела все, что дали, и докупила еще порцию. Но и того мне показалось мало, так что я прихватила еще два пирожка с повидлом и вечером с удовольствием их затоптала. Может, это я вчера переела и сегодня вот так? Но все остальное время тогда что со мной?
Как бы там ни было, а завтракать перехотелось. Я отпила немного чая и хотела уже вставать из-за стола, как тут ко мне подошел ответственный товарищ Николаев.
— Разрешите? — он кивнул на пустое место рядом со мной.
— Да, пожалуйста, — я незаметно покосилась на полупустой ресторан, но вежливость проявить пришлось.
— А где это вы вчера пропадали, Лидия Степановна? — сходу наехал на меня Николаев, расставляя тарелки на столе. — На футболе вас не было.
— Так я же была на водном поло, — ответила я, демонстративно отставила недопитую чашку и встала из-за стола.
— Подождите-ка, — остановил меня Николаев непреклонным тоном.
Я села обратно и изобразила внимательный вид.
— А на каком это основании вы прогуляли футбол и самовольно поперлись на водное поло? Вы должны были быть на футболе!
— Я не поперлась, а пошла. Люди ходят, — уточнила я, смягчив фразу вежливой улыбкой, — на футболе и так было много болельщиков, и дежурная попросила нас пойти на водное поло, чтобы заполнить трибуны. Все же хотели на футбол. Вот и пришлось проявить сознательную гражданскую позицию.
Николаев скривился.
— Если бы не я, тогда вас или других рьяных болельщиков отправили бы туда, — пояснила я и показала штампик в книжечке. А так — всем хорошо.
— Что-то вы темните, — прищурился Николаев.
— Да нет, — пожала плечами я, — в принципе, я люблю водное поло. С детства.
Николаев ничего не ответил и лишь задумчиво помешивал ложечкой чай. Наконец, он отмер и пододвинул к себе тарелку с большим куском отварной говядины.
— Сегодня вы должны быть обязательно, — сказал Николаев строгим голосом, намазывая хлеб маслом, — вечером опять футбол, в 20.00, и чтоб без этих ваших штучек. Это, надеюсь, понятно?
Я кивнула.
— Так. Утром у нас на выбор — стрелковый спорт в 9.00, гребля академическая в 10.00. Или парусный спорт, в это же время.
— Только не парусный спорт, — поёжилась я, поддерживая ранее выбранное амплуа глуповатой склочницы, — там дует.
Николаев посмотрел на меня с такой досадой, словно энтомолог Василий на особо мерзкий подвид ветвистоусых дафний, а я выскользнула, наконец, из ресторана.
Но радовалась я слишком рано. В дверях столкнулась с не менее ответственным товарищем Ивановым.
— Доброе утро, Лидочка! — расцвел улыбкой он. — В это чудесное утро вы столь прелестно выглядите, что у меня просто нет слов! Вы же не будете против, если я стану называть вас Лидочка?
Связи я не видела, но у некоторых мужчин порой своя логика, редко подвластная логике человеческой.
Ладно.
Но нужно было что-то отвечать.
— Буду, — сказала я, мрачноватым голосом.
Иванов изобразил на лице вселенскую скорбь, обиду, горе и непонимание.
— Думаю, окружающие неправильно поймут, — осторожно заметила я, надеясь, что прокатит.
Не прокатило.
— Ну и что? — с милой улыбкой проявил настойчивость товарищ Иванов, — меня совершенно не интересует мнение окружающих, когда рядом такая красивая девушка, как вы. Кстати, называйте меня Эдуард. А еще лучше — Эдик.
— Но я замужняя женщина, — решила не сдаваться я, — не думаю, что мой супруг будет в восторге, если я начну слишком дружески общаться с посторонними мужчинами.
— Вы в разводе, — с упреком покачал головой Иванов. — И я не посторонний мужчина.
— Нет, — не согласилась я. Фразу о «не постороннем мужчине» я проигнорировала.
— А у меня сведения, что вы в разводе, — чуть нахмурился Иванов и посмотрел на меня укоризненно.
— Мы подали заявление на развод, — грустно вздохнула я и для убедительности растерянно похлопала ресницами.
— Ну вот, — расцвел улыбкой Иванов.
— И ничего не «ну вот», — поморщилась я, — знаете, товарищ Иванов, мы регулярно подаем заявление, а потом забираем, — прояснила нашу непростую семейную ситуацию я, — игра у нас с супругом такая. Высокие отношения. Можете, кстати, проверить по своим источникам.
— Эдик. Называйте меня Эдик, — чуть добавил металла в голос Иванов. — Пожалуйста, Лидочка. Мне это будет приятно.
Меня аж передернуло, но я красноречиво промолчала.
— Кстати, слышал, вы подали заявление в Партию, — нарушил затянувшуюся паузу Иванов.
Его ухмылка мне совсем не понравилась.
— Рекомендации и мнение опытных и авторитетных членов Партии вам не помешают, Лидочка, — многозначительно взглянул на меня он.
— Я хочу принести пользу Родине, — с небольшим пафосом в голосе произнесла я, — думаю, что Партия поддержит мою кандидатуру.
— А это уже все только от вас зависит, Лидочка, — окинул меня оценивающим взглядом Иванов.
Мне это еще больше не понравилось.
Не знаю, куда бы зарулил наш разговор, но тут в дверях показалась одна из журналисток из газеты, вроде ее звали Тамара, но точно не помню.
— Лидия Степановна! — с апломбом провинциальной гранд-дамы сказала она, — вам Иван Тимофеевич говорил, что статья в колонку должна быть сдана вовремя? У нас директива! Срок истекает завтра. Вечером мы будем передавать материалы, как раз появилась