Смешанный brак - Владимир Шпаков

Мы ничего не знаем друг о друге, но понимаем друг друга без слов. Вот моя наложница (гейша? куртизанка?), притягивающая меня, как Земля Луну. Я попал в это поле притяжения, как в ловушку, мне не вырваться, да и не хочется вырываться, если честно. Когда «наложница» предлагает набрать пива и удалиться в номер, возражений нет. Какие возражения, если в глазах Галки обещание чего-то такого, отчего сладко ноет в паху и армейские брюки начинают трещать?

– Я с тобой без денег буду… – шепчут на ухо.

– Да? А почему…

– Потому что ты мне понравился!

Я выхожу, прижимая к груди охапку бутылок, Галка же остается для выяснения отношений.

– …не нанималась… с кем хочу, с тем и буду… пошел нах… – доносятся реплики, не связываясь в целое. «Наложница» вылетает возбужденная, поправляет растрепанную шевелюру.

– Пошли в задницу, дальнобои хреновы! Надоели вусмерть, хочется хоть раз с кем-то нормальным трахнуться!

Мы оба уже пьяные, и, когда вваливаемся в номер, Галка сразу отправляет меня в душ.

– Во-первых, это место называется здесь: «уш», – медленно говорю я. – Во-вторых, я там недавно был, но если тебе хочется…

– Тогда я пойду. А ты пока пей пиво.

Потом пьем вдвоем, перемежая глотки затяжными поцелуями. Помада размазывается, и я вижу перед собой пухлые и подвижные губы, что так нравились брату. В полутьме номера кажется, что Галка похожа на ту, кого звали Die Liebe, значит, есть шанс познать притягательную и пугающую женщину. Узнаю ли я вторую половину тайны? Или пропаду в страстных объятиях, растворюсь, исчезну? Гнездящийся на дне души страх уничтожаю крупным глотком, закусывая горячим языком, который проникает в рот и живет там, как самостоятельное существо.

– Выйди за дверь! – внезапно командуют. – Ну, чего уставился? Я ведь женщина, мне кое-что в порядок надо привести…

За дверью я стаскиваю футболку, расстегиваю ремень, и вот, наконец, вожделенное ложе, которое нахожу в темноте наощупь.

– Погоди, пиво рядом поставим… Это твое, а это мое, понял? Смотри не перепутай!

Мы превращаемся в клубок змей, свившихся так, что не понять: кто внизу? Кто наверху? Я подпрыгиваю, потом на мне кто-то скачет, в общем, лидер секса не определен, оба партнера неистовы, и оба разряжаются одновременно.

– Класс! – выдыхает в темноту Галка. В темноте ее волосы выглядят черными, а тело – белым, будто вылепленным из теста. Я целую это тесто, податливое и теплое, готовое принять под моими губами любую форму. Интересно: Люба с Францем так же страстно совокуплялись?

– Вот блин… – бормочет Галка, спустив руку с кровати. – Это чье, интересно, пиво? Мое? Или твое?

– Мне все равно, – говорю, на секунду отлепляя губы.

– Кажется, это твое. Пей!

Я не могу ослушаться, хотя меня больше привлекает податливое тесто. Язык-существо вновь проникает в мой рот, и вот я опять возбужден и готов занять подобающую мужчине позицию сверху. Теперь наши движения более размеренны, страсть не полыхает, как пламя на пожаре, она ушла вглубь, сделалась тлеющим, но от того не менее горячим углем. Проходит минута, пять (десять? тридцать?), когда вдруг спрашивают:

– Ты почему не спишь? Ты должен спать…

Но мне совсем не хочется спать! Я вновь и вновь сотрясаю жалкую гостиничную кровать, не выдерживающую любовного накала, и даже не замечаю, когда Галка засыпает. Я останавливаю движение, прислушиваюсь, окликаю по имени. Точно, спит! И хотя надо бы оставить ее в покое, я еще больше раздвигаю полноватые белые бедра и вхожу в нее с удвоенной силой. Странно, что тело отвечает, и стонет она по-прежнему, хотя сознание куда-то улетело. Куда? В какие неведомые сферы? Последнее, что вижу перед финалом – крупный торчащий сосок, и буквально падаю на партнершу…

Наши сердца бьются с разным ритмом: мое выскакивает из груди, ее – чуть отстает. Я чувствую это биение, лежа на спящей женщине; лишь когда сползаю с нее, начинаю что-то соображать.

Откинувшись на подушку, я представляю огромную страну, впавшую в летаргический сон и вместе с тем страстно желающую совокупления. Страна раздвигает ноги, и в нее входит что-то постороннее, чтобы впрыснуть семя, оплодотворить эту спящую Брунгильду. Кто ее партнер? Конечно же, Запад, который всегда пользовался бессознательным состоянием Брунгильды-России, без зазрения совести впрыскивая в нее свои доктрины, учения и модели. Когда это лоно рождало монстров, Запад ужасался новорожденным, с презрением отворачивался от них и всячески отрицал отцовство. Но стоило стране задремать, как он опять коварно подкрадывался, вонзал в спящую эрегированный член, и опять очередной монстр начинал терзать беспечную мать, не озаботившуюся контрацептивами…

Рожденный в ночи символ мне нравится, думаю, его можно использовать, когда буду в состоянии что-то писать. Чистоту образа портит разве что Норман. Как быть с ним? Он же не монстр, он что-то совсем другое, жертва, причем ответственность за нее несут обе стороны! Я опускаю руку; найдя бутылку, допиваю ее, затем, не в силах утолить жажду, приникаю к бутылке партнерши. У ее пива странный привкус, но разбираться некогда – я проваливаюсь в сон.

Утром обнаруживаю на полу сюрреалистическую композицию: в центре лежит распотрошенный рюкзак, рядом свернулась калачиком моя ночная фурия. Голая! С иконой в одной руке и с моей кредитной картой – в другой! Первая мысль: я еще не проснулся. Только видение не исчезает – наоборот, обрастает подробностями, например, родинкой на белом бедре, посапыванием спящей, запахом разлитого пива…

Падшая женщина с иконой и кредитной картой – тоже вполне символическая картина, но эти символы мне не нравятся. Внутри закипает горечь, будто съел упаковку таблеток, а запить нечем. Вместо того, чтобы целовать утром женщину и благодарить за вчерашнее, я должен расталкивать ее, разжимать пальцы – почему?!

– По кочану… – бормочет Галка, усаживаясь на полу.

– Зачем ты полезла в рюкзак?!

Она подтягивает ноги к подбородку.

– А то ты не знаешь…

– А зачем тебе кредитная карта? Ты же не можешь вводить пин-код!

– Бабок не нашла, вот и взяла… А потом опять отрубилась!

Она внезапно хохочет.

– Ой, не могу! Своего же клофелина напилась! Перепутала, представляешь?! Башка гудит… У нас там ничего не осталось?

Перебрав пустые бутылки, Галка вздыхает:

– Ничего… Ладно, пора отваливать.

Пока она собирается, я молчу. Кажется, я понимаю, что произошло, мне рассказывали о таких вещах, а я, беспечный немец, забыл! Она обычная воровка, преступница, обманывающая легковерных клиентов! Она достойна презрения, осуждения и, конечно, тюремного заключения!

Однако вместо презрения меня переполняет та же горечь, разливаясь по телу, убивая все человеческое, нормальное…

– Ты могла меня отравить! – говорю, едва не плача.