Князь Рысев 2 - Евгений Лисицин

— Отойди, — велела она, расправляя могучие крылья. Ангелы-стражи заспешили в прихожую, будто убоявшись того, что сейчас случится. Или попридержать у порога прихожан, что могут ей помешать.

Невесть откуда взявшийся поток ветра ударил в лицо, заставил закрыться рукой. Славя же вспорхнула, устремив взор куда-то под потолок, словно изображенные там библейские сюжеты страшного суда в обязательном порядке должны ей были помочь.

Она выпустила письмо из рук, но вместо того чтобы поддаться силе притяжения, листок повис в воздухе. Порывы нежданного ветра зло трепали его края, бесстыдно задирали белые одеяния ангела, норовили оголить ее стройные, красивые ножки.

Библия, появшаяся на алтаре, дернулась, словно собираясь бежать. Неведомая сила чуть ли не рывком заставила ее раскрыться. Строки святого писания, высвобождаясь от плена бумаги, вытягивались в золотистую вязь. Пестрой лентой они закружились вокруг девчонки, вспыхивая то одним, то другим символом. Я тщетно пытался прочесть хоть слово из этой «бегущей строки», но они не поддавались пониманию. Там, где мгновение назад была русская речь, теперь виделся неведомый прежде язык.

Нежные ладони Слави касались воздуха, и тот сразу же отзывался золотистым свечением. Лента строки, будто змея, нависла над раскрытым письмом, прежде чем с размаху впечаталось в него.

Мне в глаза ударили яркие, ослепляющие искры, я сдавленно вскрикнул, попятился и упал.

Ангел не обратила на меня никакого внимания. Целиком и полностью захваченная одной лишь ей понятным ритуалом, она отдавалась ему всей душой и телом.

Писанное святыми чернилами, подчиняясь чужой воле, заспешило прочь. Словно крохотные, юркие человечки, буквы одна за другой раскаленным оловом оседали жидкими лужицами на плиточном полу церкви. Не прошло и мгновения, как письмо задрожало по краям. Будто в шоу известного фокусника, оно пошло рябью, прежде чем с громким хлопком лопнуло. Небольшой лист бумаги обратился в ворох бумажных же ошметков. Получившимся конфетти, казалось, можно было засыпать всю церковь и еще бы осталось.

После случилось то, чего я никак не ожидал. Голова еще только заполнялась вопросами, а язык норовил разразиться упреками о потерянной улике, как сбежавшие с листа буквы стали стекаться воедино. Словно терминатор из жидкого металла, они спешили принять единую форму.

Славя вскрикнула, обратив на себя мое внимание. Мысль, что что-то пошло не по плану, хоть и запоздало, но посетила голову.

Ясночтение дало понять, что опасность прямо передо мной. Взбудораженные криками юной жрицы, оба ангела устремили на меня взор. Нервная дрожь пробежала по всему телу — пусть ствол у меня заблокирован и вряд ли я хоть выстрел сделаю, но так легко прощаться с жизнью я не собирался.

То, что было просьбой взять меня живьем, теперь обратилось в контурного, златогривого льва. Его будто нарисовали прямо в воздухе, лишь едва обозначив мелкие детали. Точки глаз, треугольники торчащих изо рта клыков, больше похожая на метлу грива — его словно рисовал ребенок.

Жуткий, наделенный непомерною властью, жестокий ребенок.

Рык огласил глухие своды церкви, гуляя раскатистым эхом. Дикая, сотканная из святых чернил кошка, прыснула прочь, едва устремив на меня взор. Славю швырнуло на алтарь — обиженным котенком она свернулась, как-то по-детски закрывая голову руками.

Воители не желали, чтобы обидчик ушел безнаказанным. Не выпуская меня из виду, словно я и был хозяином этой твари, они бросились на льва.

Тот ответил им яростью. На бегу, задержавшись лишь на миг, припав на задние лапы, он стремглав напрыгнул на крылатого воина. Смешные черточки когтей совсем не по-смешному вцепились в куль белых крыльев за спиной. Ангел не устоял, пошатнулся, сделав шаг назад — лев, оседлавший его, не тратил времени даром. Клыки вмиг вспороли белые одеяния, марая золотистой кровью пол.

Словно не обращая внимания на поверженного собрата, оставшийся на ногах ангел выхватил из ножен клинок. Сила намоленной стали, словно небесная кара, обрушилась на рукописное чудовище, брызги чернил кровью осели на красных занавесках.

Я рванул к святому бойцу на помощь, но чуть не упал. Меня дернуло за ногу — цепь, невесть откуда взявшаяся на ноге, не давала сделать и лишнего шага. Руки в момент обросли демоническим покровом. Тень нырнула со спины прочь, но, приняв ее за противницу, ангел располовинил ее ловким ударом. Я же готов был укусить самого себя за локоть — какой же я идиот!

Отвлекшийся всего на мгновение ангел упустил момент. Лев нырнул ему под ноги, хвостом, будто плетью, ударив по спине. Разряд святой силы пробежал по могучему телу, заставив ангела лишь нелепо вскинуть руки. Не теряя инициативы, лев встал на задние лапы, передние, словно дубины, замолотили по воину.

Лев драл его когтями, будто пресловутый лист бумаги. Оказавшийся в его хватке ангел был бессилен — чародейская кошка сдирала с него кожу клочьями. Будто насытившись его кровью, лев поднял на меня взгляд, прежде чем его лапы вновь заскользили по плитам пола.

Будто наметив меня своей следующей добычей, он несся, не ведая усталости.

Я схватился обеими руками за цепь, веря, что сила демонов дарует шанс на спасение. Она же решила мне заявить, что сегодня с подобными шансами никак — в ее карманах пусто. Звенья обожгли ладони, будто припаявшись к ним. Боль адским жалом побежала с рук по всему телу, заставив меня отчаянно вскрикнуть. Зашипела обожженная кожа, черным дымом, почти мглой затягивая светлый образ церкви. Кажется, я вновь получил ответ на вопрос, который не следовало озвучивать даже в мыслях. Так вот что чуяла Биска под копытом святочерта! Теперь я прекрасно понимал ее желание до скончания веков измываться над Иоганном...

Разлепить сомкнувшиеся на цепи пальцы стоило адского труда. Я пригнулся всего за миг до того, как могучая туша вновь оторвалась от земли. Разинутая слюнявая, почти настоящая пасть желала отведать вкус моей шеи. Одна лишь только мысль, что меня собирается загрызть едва ли не рисунок, заставляла дрожать от злости.

Не здесь, не так и не сейчас!

Я бил в ответ, отдаваясь на откуп одним лишь рефлексам. Намалеванный на ткани бытия лев оказался до смешного легким, почти воздушным. И как только у него получилось завалить собой громаду ангельских туш?

Я перекинул его через голову, что есть сил швырнув на пол. Стрелой подскочил к нему — мои кулаки, словно жала, впивались в податливое брюхо.

Рисованная кошка разразилась обиженным ревом, прежде чем сумела ответить; лапа льва, будто дубина, врезалась в мое лицо. Когти полоснули по щеке, во рту я ощутил мерзкий металлический привкус собственной крови.

Шок не пускал боль в чертоги сознания. Тело запоздало реагировало, я же лишь чувствовал, что у меня вот-вот отвалится щека. Ухо норовило вспухнуть до размеров тарелки, здравый смысл, вооружившись страхом, манил коснуться лица, попытаться удержать кровь...

Тщетно. Я бился, как в последний раз: увернулся от очередной затрещины, решил отомстить солнечному льву за свои раны. Теневая хватка полоснула льва там, где у него должно было быть горло. Обычное животное уже зашлось бы предсмертным хрипом, но рисунок боли не ведал, а боялся, видимо, разве что ластика.