Жанна Ланвен - Жером Пикон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще на улице, перед входом в ателье, посетители чувствовали, что попали в исключительное место, где царят роскошь и изысканность.
Дома тоже дела шли прекрасно, благополучие росло, и Жанна решила, что теперь сможет заняться своим племянником Ивом, сыном Жюля Франсиса. Этот всегда улыбающийся, прекрасно воспитанный и к тому же очень красивый мальчик уже достиг четырнадцатилетнего возраста.
Его приняли в лицей Кондорсе[197], расположенный совсем недалеко, сразу за церковью Мадлен и магазином Printemps.
Ив вырос в Коломбе и еще плохо знал живших в Париже родственников, с которыми имел возможность общаться только приезжая на каникулы в Ле Везине. Он достиг больших успехов в школе, и в семье решили, что надо всерьез заняться его образованием. Идея отдать мальчика в такое уважаемое учебное заведение принадлежала, конечно, его тете Жанне, окруженной всеобщим восхищением и уважением. Он обращался к ней на «вы» и немного боялся. Теперь и он стал ее протеже.
По будням, около полудня, Ив покидал своих товарищей по лицею, шел по улице дю Гавр, переходил на улицу Тронше, огибал церковь Мадлен и оказывался на улице Буасси д’Англа.
Обедая в столовой, он был свидетелем всех разговоров собравшихся за столом сотрудниц. Тетя всегда была занята. Его голубые глаза подмечали все характерные особенности этого своеобразного мирка, где царили изящество и дух коммерции.
Сам он прекрасно держался в этом гинекее[198] и надеялся, что закончит Кондорсе, перейдет в Сент-Луис[199], а потом одним прекрасным днем вернется в этот замечательный Дом.
Мода на войне
Ателье становились все лучше. Новые модели, старые коллекции, ручной труд – Жанне удавалось держаться на самом высоком уровне, ее салоны славились роскошью и изысканностью. В 1916 году экономия во всем, нехватка сырья и рабочей силы не помешала появлению нескольких украшений в виде крыльев самолета на пальто из коричневой кожи «Барбаросса» и трех пар карманов, обшитых серебряным галуном, на платье «Микетта[200]». Модель «Федора» – бобровые воротничок, манжеты и нижняя оторочка. Ансамбль «Русский» – аппликации из черного монгольского каракуля. Казалось, что сложности и нехватка материалов только подхлестывали кутюрье, она находила самые роскошные ткани, придумывала самые невероятные плиссировки, складки и воланы, как у платья «Инфанта»: водопад блекло-розовой тафты, с кружевами и лентами вишневого цвета. Если вы предпочитаете голубой цвет, модель «Нинон де Ланкло[201]» ничем не хуже – шелковый тюль, струящийся по основе из тафты, с рюшами и серебряными лентами…
Кутюрье обращалась ко всем поставщикам, к каким могла.
Она работала с неким Тевенаном, продавцом позументов и галунов, у которого был магазин на улице Шатоден в доме номер 53. Он торговал обшивкой для мебели и коврами, но в его магазине можно было найти красивую вышивку и гобеленовую ткань. Там продавались «разнообразные декоративные шнуры», «бахрома», «ткань и каркасы для матрасов», а также «специальные материалы для отделки вечерних платьев». Вероятно, там и покупались розовые и зеленые галуны, которые Жанна использовала в своих моделях 1916 года, в самое мрачное время.
Но что было делать с тканями, которые еще совсем недавно приобретались за границей? Раньше лионский шелк окрашивался в Германии. Жанне очень мешало то, что границы закрыты, и она старалась найти выход из ситуации. В отличие от сырья, используемого в большинстве производств, где проблема складирования зависит лишь от наличия подходящего места и финансирования, материалы для домов моды нельзя накапливать: мода все время меняется, что было необходимо сегодня, завтра может стать ненужным балластом.
Изменчивость модных тенденций делает точный расчет невозможной задачей, никто не может предугадать, что потребуется завтра. Важно следить за самой последней фазой производства тканей, поэтому Жанна начала обдумывать приобретение собственного завода по окрашиванию и отделке тканей.
На самом деле за годы войны мода менялась не так стремительно, как до или после нее, но зато в таких направлениях, какие сложно было предвидеть. Мировой конфликт сам по себе развивался непредсказуемо, и его влияние на изменение стиля в одежде происходило незаметно, кроме, конечно, очевидной тенденции к упрощению нарядов и уменьшению роскоши, вполне понятной в тяжелое и полное лишений и горя военное время.
Сожаление по старым временам хорошо передают слова Колетт, которая четверть века спустя писала о тех четырех годах развития моды, о свободном росте предприятий, как о времени почти счастливом: «Заводы в конторах, больницы в торговых домах – женское предпринимательство иногда превосходило все ожидания. Война заставила их быть мужественными, нарядила в короткую боевую тунику древнегреческих героев, укоротила волосы, сделав похожими на аргентинских танцоров…»[202]
Жены воинов, считала писательница, заняли место своих мужей в гражданской жизни и оставили привычную дамскую одежду, заменив ее на более простой и удобный костюм.
Действительно, пресса того времени культивировала такие идеи, поскольку огромное количество оставшихся в одиночестве женщин проявляли удивительное мужество, самооотречение и патриотизм, занимались любой работой и умели делать все что угодно, даже обращаться с оружием. Тем не менее сейчас установлено, что число работавших за плату француженок до, во время и сразу после войны оставалось примерно одинаковым, менялась только сама работа[203]. Впрочем, это не касается всей страны, хотя известно, что на большинстве заводов работало множество англичанок и немок из семей среднего класса.
В начале войны Жанна предложила две разные категории моделей: будничную дневную одежду, простую и строгую, и вечерние наряды, более декоративные. В 1915 году появляются сдержанные вечерние туалеты, такие как модель «Карменита» (sic) – черный тюль, шантильи и шелк; сверху надевалось пальто из тафты вишневого цвета. Платье и пальто расширялись внизу и доходили лишь до середины икры, что было очень удобно.