Золушки из трактира на площади - Лесса Каури

Матушка в спектакле не участвовала. Лишь благодарно кивнула донельзя довольным патрульным и взяла на заметку накормить их за счет заведения, когда явятся в следующий раз перекусить.

Еще несколько раз на пути попадались патрули, а также развеселые компании, встречавшие ночных гулен выкриками и скабрезными шутками. Впрочем, крики смолкали, стоило веселящимся разглядеть солидную фигуру Донатана, в железной кирасе и красном дублете похожего на воинственный помидор в доспехах.

Домик госпожи Поползень был невелик, но крепок. Сложенная из добротного бруса избушка стояла на сваях над заводью канала, отделяющего кварталы друг от друга. Под помостом, ведущим к крыльцу, обильно росли рогоз и камыш. Должно быть, летом здесь так стрекотали лягушки, что уши закладывало.

– Сюда шли? – удивился Донатан.

– Сюда, – подтвердила Ванилла. – Подождешь нас? Мы недолго!

– У меня приказ! – важно задрал подбородок патрульный. – Доставить до места назначения и обратно!

– Спасибо, – бледно улыбнулась Бруни.

Она была близка к обмороку. Всю дорогу ей казалось, будто она, как муха, завязла в паутине судьбы, не помнила прошлого, не ощущала настоящего и не видела будущего. Лишь боль, черной кошкой свернувшаяся вокруг сердца, подсказывала, что она еще жива.

Дверь распахнулась, едва подруги ступили на помост. В темноте коридора ничего нельзя было разглядеть. Поколебавшись, они шагнули внутрь.

Невысокая, укутанная шалью фигура провела их из неосвещенных сеней в небольшую комнату. Свет здесь исходил лишь от пламени камина. Обстановка была простой, но удобной, в ней неуловимо ощущался исконный ласурский крестьянский колорит: то ли в полосатых домотканых половиках, положенных крестом друг на друга, то ли в домашнем алтаре, украшенном сухостоем и подношениями в виде ярких леденцов и сухофруктов, то ли в мебели, сработанной вручную безо всякого применения магии и оттого выглядящей основательно, но грубовато.

Из угла комнаты вышла навстречу, мяукая, черная кошка с желтыми глазищами. Матушка невольно вздрогнула – кошка показалась ей знакомой. Не она ли недавно запускала когти в ее сердце?

– Уйди, Уголек, уйди, – замахала на животное хозяйка дома. – Не до тебя сейчас!

Она обернулась, и Бруни разглядела миловидное и нестарое лицо одинокой женщины, чья красота никому не нужна.

– Так-так-так… – пробормотала госпожа Поползень, тоже рассматривая гостью. – Умная девочка… гордая. Душа добрая, сердце большое, всех бы вместило, а себе местечка не оставило… Сама захотела прийти? Я так и думала. Ты, – она посмотрела на Ваниллу, – присаживайся вот здесь, у очага. Приласкай Уголек, она любит, когда ей чешут пузико. А ты, девушка, иди за мной.

Нервно теребя завязки кошеля, подвешенного к поясу платья, Бруни проследовала за хозяйкой в маленькую комнатку без окон. Здесь не было ни камина, ни печи, под потолком висели связки трав, пахли тонко и остро.

– Садись, – госпожа Поползень указала на стул рядом с круглым столом, накрытым алой бархатной скатертью с явным запахом плесени. – Значит, Ванилла меня о твоем любимом спрашивала. Как же его угораздило так насолить нашей сестре, ведьме?

Матушка вздрогнула. Госпожа Поползень смотрела на нее с сочувствием.

– Пожизненный венец безбрачия – одно из самых подлых ведьминских проклятий, – пояснила она. – Наславшая его тоже платит – мы все платим за все, – но она платит одиночеством до скончания своего века. Чтобы решиться наложить такое проклятие, надо быть очень и очень… – она задумалась, подбирая слово, – …обиженной! Что он сделал, твой любимый? Не явился на свадьбу? Поиграл с ней и бросил? Обрюхатил и не признал ребенка?

Кровь бросилась Бруни в лицо. Ее Кай ничего этого не делал! Он был невиновен и страдал за другого!

– Я ничего не знаю, – сквозь зубы пояснила она, – кроме того, что вина лежала на его отце.

– Вот даже как, – пробормотала госпожа Поползень. – Не повезло парню! Ванилла тебе передала мои слова?

Бруни кивнула.

– Так чего же ты хочешь от меня? – изумилась ведьма.

Матушка развязала завязки кошелька и положила его на стол.

– Помоги мне! Сними проклятие! Здесь золото, и я могу принести еще…

Ведьма задумчиво высыпала монеты, сложила из них цветочек – кругляш в серединку, другие вкруг.

– Ты пойдешь в подпольную лавку некромантов и купишь руку мертвеца, смелешь его ногти, заваришь кипятком из святого источника, что находится в Гаракене, добавишь пару ложек месячной крови и выпьешь? – уточнила она, испытующе посмотрев на Бруни.

К горлу Матушки подступала тошнота. К концу монолога госпожи Поползень Бруни была уже оттенка пресловутого салатового платья, но тем не менее отчаянно кивнула.

Ведьма невесело хмыкнула, сгребла золотые обратно в кошель, подвинула его к девушке.

– Моя специализация, девонька, – сообщила она, – любовное ведовство: привороты, отвороты, зелья для мужской силы или от женской бездетности. Такое сильное колдовство я, даже если бы хотела, не осилю.

– Но ты же только что сказала…

– Чушь сказала! – отрезала та. – Ни больше, ни меньше. Так что забирай золото и иди домой. Ежели надо будет приворожить какого-нибудь красавца или с беременностью помочь – приходи, приму.

Бруни кивнула, страшась заговорить и сорваться на бабий вой.

– Постой, – окликнула госпожа Поползень, когда посетительница уже взялась за дверную ручку, – не припомню ни одной ведьмы в Вишенроге или окрестностях, что смогла бы тебе помочь. Обратись к магам! Вдруг они помогут? Только ищи не ниже магистра Ордена!

Матушка вышла из каморки, прошла через комнату, не останавливаясь, на улицу. Ванилька подхватила юбки и поспешила за ней.

Уголек, сидящая у камина, проводила их глазами, похожими на куски янтаря, и принялась вылизывать наглаженный гостьей животик.

* * *

Донатан их до дома не довел, поскольку был перехвачен стихией. Ураган носил имя Клозильда Мипидо.

В преддверии завтрашнего художественного сеанса матроне не спалось: сиделось у окна, смотрелось на убывающую луну и печалилось. Когда зоркий глаз Тучи Клози узрел компанию, направляющуюся к трактиру, она поспешила на улицу, радуясь тому, что может поговорить с кем-нибудь о намечающейся шедевре. Время далеко за полночь ее не смутило. Ликуя так, что половина квартала плотнее запахивалась в одеяло и поминала тапочки Богини, Клозильда затащила подруг к себе, выставила на стол бутыль крыжовниковой настойки, присланной ее матушкой из провинции, тарелку с хлебом, сыром и кровяной колбасой и принялась обсуждать грядущий день, вовсе не заботясь о том, что в разговоре участвует одна лишь Ванилла.

Бруни сидела молча, дежурно улыбалась и кивала. Румянец на ее щеки вернулся только с пятой стопки настойки, а с шестой появился явный интерес к напитку. Ванилла, никогда ранее не замечавшая за подругой тягу к спиртному, с ужасом следила, как убывает ароматная жидкость в бутыли, но вмешиваться не решалась.