Прятки со смертью - Бекки Мастерман

Не вполне уверена, что точно воспроизвожу последовательность всего случившегося.

Я соскользнула со скамейки так, что оказалась на уровне собак.

В горах прокатился треск выстрела.

Раздался смачный удар во что-то мягкое.

Один из мопсов завизжал.

Головой я врезалась в другого пса, который заскулил, но не так отчаянно.

Мопс, который завизжал первым, корчился на земле.

Свободной рукой я вытащила револьвер из-за пояса брюк и попыталась найти отражение, замеченное перед падением.

И в течение всего этого времени я орала:

— Он ранен? Он ранен? — не сознавая, что ответить некому.

Укрытия у меня не было, если не считать легкой скамейки. Я держала револьвер, направив его в сторону, теперь это было очевидно, винтовки с оптическим прицелом. Это все, что я могла противопоставить.

Сначала оценить ущерб. Я рискнула подставиться под пулю — проползла несколько метров до рыдающего и отчаянно грызущего лапу мопса.

— Тихо, малыш, тихо, мой хороший, — прошептала я, ища кровь на нем и радуясь, что он еще в сознании. — Вот же блин, — вырвалось у меня.

Я полагала увидеть рану от рикошета, но вместо этого обнаружила кусок кактуса чолья, застрявший в бедре передней лапы пса. По-видимому, пуля попала в ближайший кактус и превратила его куски в грозные осколки. На кончиках его иголок маленькие зазубрины, которые не дают их вытащить; иголки вошли в бедро слишком глубоко, чтобы можно было помочь собаке, не получив порцию шипов в собственную руку.

Стараясь не спускать глаз с места, откуда раздался выстрел, я смогла сложить вдвое подол рубашки и вытащить кусок кактуса из плоти животного, несмотря на истошный визг. Я знала, сколь много времени уйдет на то, чтобы вытянуть иголки чольи из моей рубашки, и не стала этим заниматься. Отползла назад к иллюзорному укрытию за скамейкой, таща за собой упирающуюся собаку, и привязала поводки обоих псов к ножке лавки.

Треклятый кактус наконец выдернут из треклятой лапы, и я могла переключить все внимание на спасение наших жизней. Нестандартная ситуация-то. В прошлом я обычно беспокоилась о себе, а не о двух жалких недоразумениях животного мира, от которых я в трудную минуту могла бы запросто убежать. Но мне, скажем так, было не все равно. Один из них скулил.

— Умолкни, не брошу я вас, — приказала я и продолжила тихонько напевать: «Вот же сволочь, мать твою», одновременно с помощью камня выковыряла кусочек упрямого чольи из своей рубашки, чтобы не отвлекал от главного.

Покончив с этим, перекатилась под скамейкой на живот так, чтобы можно было смотреть через долину на гору, откуда раздался выстрел. Я держала револьвер, направив дуло параллельно своей голове, и ждала.

Звук второго выстрела прилетел с другого места и принес новое беспокойство: меня держали под прессингом. Потом до меня дошло или, по крайней мере, я внушила себе, что с этой ситуацией я в состоянии справиться: второй выстрел прозвучал у стрелкового клуба «Пима», примыкающего к парку точно к югу от того места, где я была. Словно в подтверждение этого, я услышала треск еще одного выстрела — несомненно, пистолетного, а не винтовочного.

Моя позиция не позволяла увидеть что-нибудь полезное, и я вновь перекатилась к дальнему концу скамейки, поднялась на колени и вгляделась меж реек спинки. Поскольку я теперь знала, что искать, было необходимо только просканировать сектор, в котором заметила стрелка. То, что я высматривала среди всех блесток отраженного от воды солнца, было одинокой искоркой, двигавшейся в сторону, как медленно скользящий по небу метеор среди неподвижных звезд. Не сразу, но все же я засекла солнечный зайчик на окуляре прицела. Он переместился чуть ниже по склону, приближаясь, и блики от прицела то появлялись, то исчезали, когда при каждом его шаге оружие поднималось и опускалось.

Затем искорка прекратила движение, и он выстрелил снова, на этот раз без всякой надежды попасть в меня. Пуля ударила еще дальше от цели, чем первая.

Если это тот же парень, который наслал на меня Песила и сейчас решил самостоятельно взяться за работу, он мог быть кем угодно, в том числе и убийцей, но только не профессиональным снайпером: слишком бездарно расходовал патроны. Если он допустил ошибку, подарив мне возможность видеть его оптический прицел, значит сделает и другие. Может, он неправильно рассчитал траекторию на заданном расстоянии, не учел поднимающееся от почвы тепло и понижение траектории пули предположительно «штайера» — приличной винтовки даже в руках любителя.

Я снова проверила территорию и дистанцию от точки, откуда, по моим расчетам, должны прийти выстрелы. Фактор внезапности стрелок упустил, но уходить не собирался — свидетельство его глупости или решимости: любая из этих черт делала его опасным. Я могла бы полежать здесь и, подпустив, выяснить, кто он, и покончить со всем этим. Но с точки зрения огневой мощи у него превосходство, и чем ближе он подбирался, тем выше был риск для меня и собак.

— Сидеть, — шепнула я мопсам.

Прячась за невысоким кустарником, покрывающим плоскую вершину, я поползла к краю площадки, туда, где она переходила в каменную лестницу, такую же, как та, по которой пришли мы с другой стороны. Если я нужна ему, он поднимется по этим ступеням. Лучше схватить под мышки собак и бежать со всех ног тем же путем, каким прибыли, хоть он и длиннее. Как только окажусь на несколько ступеней ниже, столовая гора превратится в укрытие. И тогда останется лишь нестись во весь опор к парковке, прежде чем он успеет пересечь долину и отрезать мне путь, но об этом я побеспокоюсь позже.

Я взглянула на небо. Если хоть немного повезет, шторм налетит внезапно, как это часто бывает, и преследователя просто смоет с горы. Но пока непогода работала против меня: тучи наползали на солнце и я почти перестала видеть отблеск его оптики.

Прикинув расстояние, я поняла, что, если ошибусь, если стрелок профессионал с тем самым штурмовым «штайером», он высчитает траекторию и пуля догонит меня через две секунды после выстрела. Но даже если он уже изготовился к стрельбе — стоит мне хоть немного сдвинуться, ему придется вновь отыскивать меня в прицел. Суетливая мишень — трудная мишень.

Я поднялась на колени и снова через деревянные рейки скамьи попыталась отыскать его взглядом. В этой ситуации имелся плюс: если я и не знала, где снайпер, он тоже не представлял, где именно я залегла. Надо как-то спровоцировать его. Я отвязала поводки от скамейки.

— Двинули… — сказала я мопсам и начала подниматься на ноги, замерла и рухнула наземь, когда поняла, что, похоже, едва не сделала страшную ошибку.

— Погодите, песики, минуточку, — выдохнула я, чувствуя, как бешено заходится сердце.

То ли я верно угадала в нем неискушенного снайпера… то ли ему было плевать, застрелил он меня или нет.

Я подумала о другом выстреле, пистолетном, что донесся от стрелкового клуба. А что, если в деле двое? Убийца послал Песила поймать меня. И вот еще один. Кто знает, сколько вообще народу в команде? Может, я так была поглощена мыслями о легенде для Макса, что не заметила «хвоста» из аэропорта. Вдруг, не желая проворонить шанс, сейчас второй киллер заходил с тыла, по тем ступеням, где я поднималась, чтобы выстрелить мне в спину. С плоской вершины я смотрела на огромное небо, которым пришла сюда любоваться, на вытянувшийся к востоку хребет Саманьего и широкую равнину на западе и поняла, что никогда так остро не чувствовала себя загнанной в угол.