Ворошиловский стрелок - Виктор Пронин

— Нет, — сказал мужичок, оценивающе глядя на остатки машины, — починить не удастся... Разве что мотор снять... — Он, видимо, решил, что полковник изучает возможность восстановления машины.

Пашутин не ответил. Он увидел то, что и ожидал увидеть, что искал все это время — на обгорелом крыле, на искореженном, рваном металле четко выделялось маленькое круглое отверстие. Больше полковнику и не нужно было ничего знать. Он поднялся с явным облегчением, отряхнул от копоти руки, вынул душистый носовой платок, протер пальцы, касавшиеся теплых еще листов металла.

— Хороша была машина, — сказал он почти весело, обращаясь к своему помощнику. — Краше не было в селе.

— Хороша, — согласился мужичок. — А хотите, товарищ полковник... Или как там у вас нынче принято... Может, надо говорить — господин полковник?

— Да ладно тебе... Рановато вы все взялись товарищей списывать. Рановато.

— Во! — обрадовался мужик. — Наш человек. А то среди этих господ уже не знаешь куда повернуться, какое слово произнесть, какую рожу кому скорчить...

— Так что ты хотел сказать?

— А! — вспомнил мужик. — Хотел показать самое интересное, что есть на этой машине.

— Покажи.

— А вот, — он подошел к приборной доске, покрытой черной копотью и показал на один из приборов, с протертым стеклом. — Смотрите! Видите?

— Ничего особенного не вижу, — признался Пашутин, глядя на добровольного своего помощника с растерянной улыбкой.

— Это спидометр!

— Ну и что?

— Километраж! Ста километров машина не прошла. Совсем новая машина была.

— Да, действительно, — согласился полковник. — Это ты здорово подметил.

— Подозреваю, что он ее и застраховать не успел.

— Обычно страхуют при покупке.

— Не знаю, не знаю, — похоже, мысль о том, что машина не застрахована, больше нравилась собеседнику, и он не хотел так вот легко от нее отказываться.

Бросив на машину прощальный взгляд, полковник направился к своему подъезду. И походка его в этот момент была не намного увереннее, чем у старика, когда несколько часов назад тот уходил от этой же взорванной машины. Пашутин тяжело поднялся на свой этаж, позвонил в дверь, хотя обычно сам открывал.

— А, это ты, — произнес Вадим без обычной своей бравады. Он был явно подавлен. — Что это ты возле машины торчал? — спросил он у отца.

— Любовался.

— Нечем там любоваться.

— А где Борис?

— В больнице.

— Что с ним? — спросил Пашутин с холодным любопытством, будто заранее знал ответ.

— Обгорел... Уже в сознании.

— Сильно обгорел?

— Достаточно, — Вадим решил не замечать иронического тона отца. — Жизненно-важные места уцелели, но красоты в нем поубавилось.

— А что, она была в нем, эта красота?

— Ухо будет вдвое меньше, волосы выгорели слева и на затылке. Вместе с кожей выгорели. И правая рука... Врач сказал, что некоторые функции сохранятся.

— В носу сможет поковыряться?

— Не понял? — звенящим от злости голосом спросил Вадим. — Тебе приятно об этом говорить?

— Да, — полковник сел в низкое кресло, откинулся на спинку, запрокинул голову. — Значит, говоришь, еще одна калека?

Вадим промолчал. Он чувствовал, что отцу есть что сказать, что он что-то скрывает от него...

— Хочешь открою секрет? — спросил полковник, не открывая глаз.

— Ну?

— Ты — следующий.

— Не понял? — повторил Вадим, но побледнел.

— Все ты понял... И я все понял, — полковник тяжело перевел дух, оттолкнулся от спинки кресла и посмотрел на сына. Потом протянув руку, взял с полки кассету, вчитался в название, снова положил ее на место. — Порнухой тешишься? Ну-ну... Так что, дорогой, скоро в вашем кругу появится еще один недобиток... Но! — полковник предостерегающе поднял палец. — Это произойдет только в том случае, если тебе крепко повезет.

— А если не повезет?

— Похороним, — полковник в упор посмотрел на сына. — Со всеми подобающими почестями. Друзей твоих на похоронах не будет, не смогут. По причине физических недостатков.

— Думаешь, это не случайно? — спросил Вадим после долгого молчания. Полковник видел его терзания — хотелось Вадиму произнести по привычке что-то дерзкое, непокорное, насмешливое. Но пересилил себя.

— Пулевое отверстие в заднем крыле. Как раз напротив бензобака.

— Точно? — воскликнул Вадим почти в ужасе.

— Пойди сам посмотри.

— Но тогда получается, что и Игорь...

— Ты читал заключение экспертизы? Но, как я вижу, ни фига не понял по причине умственной неполноценности... Там ясно сказано — в ране обнаружены осколки разрывной пули.

— Это что же получается, — глаза Вадима расширились и остановились на одной точке. — Это что же получается...

— Отстреливает вас кто-то... касатиков.

— Но этот стрелок... Он в нашем дворе!

— Конечно, — спокойно кивнул Пашутин.

— Кто?

— Подумай... После долгих просмотров порнухи, мысли, как мне кажется, приобретают несколько другое направление... Но ты уж поднатужься как-нибудь... Вспомни, кого вы обидели, поиздевались над кем... У кого могут быть основания начать такой вот крутой отстрел... Думай, дорогой, думай, — и поднявшись с тяжелым вздохом, полковник пошел умываться. Уже из ванной он услышал, как его сын, прокравшись к входной двери, задвинул щеколду второго замка.

В комнату полковник вернулся уже в домашних шлепанцах и в штанах на резинке. Вадим сидел уже не напротив окна, а у стены, таким образом установив кресло, чтобы из окна его вообще не было видно.

— Молодец, — похвалил полковник. — Правильно сообразил... Теперь в тебя трудно будет попасть... Если он, конечно, решит стрелять в окно... Но в окно он стрелять не будет, он, я вижу, проявляет разнообразие... Одному ногу отстрелил, второму в бензобак бабахнул... Интересно, что он для тебя приготовил?

Сидящий у стены Вадим оказался в тени, полковник не видел его горящего взгляда, не почувствовал его настроения. А Вадим был в явной панике.

— Какой сегодня день? — спросил он.

— Сегодня? — удивился вопросу полковник. — Среда, по-моему.

— Вот именно.

— Что именно? Говори яснее! — повысил голос Пашутин. — Не понимаю я твоих намеков! Темноват! Простоват! Глуповат! Говори, я слушаю!

— С Игорем тоже случилось в среду.

— И что же из этого следует?

— И сегодня среда... И с этой шалавой... Мы в среду немного пошалили...